«Может быть, я уже нашёл её».
Потому что Тула была острее, чем супер острый перец хабанеро и вкуснее, чем горячий пирог для микроволновки с острым соусом… единственное, что он умел готовить.
«Да, я стереотипный, бессмертный крутой холостяк. Ну и что?»
Ладно, вернёмся к Туле… Проблема в том, что Симил ясно дала понять: Тула — наёмный работник и не добыча. Тула на сто процентов предана какому-то смертному придурку, Гилберту. Хотя Зак не верил Симил — в нынешнем затруднительном положении, когда его лишили сил, сослали в Лос-Анджелес и приговорили найти бессмертную любовь для сотни пар — она во всём виновата. И всё потому, что он последовал зову сердца и заигрывал с Пенелопой, парой Кинича. Очень длинная история, и всё уже в прошлом… по большей части. Однако в пресловутом прошлом не осталось то, как сильно он хотел Тулу, и как сильно она не хотела его. Даже когда он преследовал Пенелопу, до того, как она полностью посвятила себя Киничу, ему не удалось заинтересовать её.
Что с Тулой? Ничего. Он целовал её, обнимал, одаривал «взглядом», перед которым не могла устоять ни одна женщина на Земле. Но Тула устояла.
— Ты уверена, что жених хочет тебя из-за того, какая ты умная? — спросил он.
— Мистер Зак! — рявкнула она.
— Хорошо, но он когда-нибудь видел твоё нижнее бельё?
Вот ему оно чертовски нравилось. Особенно гигантские бабушкины трусики. Они просто кричали: «Мне нужно искушение в этой жизни!» И он всегда рядом, чтобы услужить.
Она покачала головой.
— Ты уже знаешь, что я храню себя и не верю в добрачный секс.
Такой позор, потому что он готов поспорить на свой любимый ланч-бокс — да, это коллекционный предмет, так что в единственном экземпляре, — что Тула могла свести мужчину с ума миниатюрным телом и большой добротой.
— Возможно, тебе стоит показать ему товары для женщин, прежде чем связать себя узами брака, детка, потому что твоё нижнее белье — преступление против человечности. — На этот раз Зак мысленно дал себе пять. — Тула возмущённо фыркнула и пошла по своим делам, полностью игнорируя его. — Что? Я имел в виду это как комплимент, — сказал он, защищаясь.
Внезапно Тула поставила кувшин с водой, положила обе руки на стол и начала всхлипывать.
«Что я сделал?»
Зак встал и бросился к ней.
— Тула, прости. Пожалуйста, не плачь. — Неужели она не понимает, как человеческие страдания, независимо от того, на какой на шкале мудаков сидит божество, влияют на бога? Тула закрыла лицо обеими руками и повернулась к груди Зака, плача сильнее. — Тула, мне очень жаль. Пожалуйста, не надо….
— Нет. Дело… не в… тебе, — всхлипывая и задыхаясь от рыданий, сказала она. — Мы расстались.
— Ты и Гилберт?
Ещё череда всхлипов.
— Да.
«Да! И это верное решение».
Зак улыбнулся про себя и обнял миниатюрную Тулу. Вот он шанс, на который он надеялся.
— Из-за чего? — спросил он. — Из-за того, что ты работаешь на самого сексуального мужчину на планете? Или его маленького пениса? — Зак погладил её по затылку. — Ты можешь рассказать мне всё.
— Нет, — фыркнула она. — Не могу, это личное.
— А я говорю, должна. — «Потому что теперь я умираю от желания услышать, почему». — От потакания своей жажде поверхностной драмы ему станет лучше.
Прошло мгновение, и она отстранилась, чтобы посмотреть ему в лицо, но осталась в объятиях, их тела слегка соприкасались. Благодарение богам за ограничивающую силу кожи. Тула уже была на полпути к беременности. Но, чёрт возьми, насколько она потрясающе тёплая и мягкая. Идеальна для объятий.
«Эй! Я — бог. Боги не обнимаются. Мы надираем задницы и трахаемся».
Он немного отступил и опустил руки. Тула была слишком занята, шмыгая носом и вытирая слёзы, чтобы заметить это.
— Наверное, ты прав, — всхлипнула она. — Я никому не говорила, и это разрывает меня на части.
Досадно, но Зак почувствовал желание помочь бедному человеку.
«Блин-блин-блин».
Словно ржавые лезвия бритвы, царапающие горло, невольно всплыли слова:
— Ты… можешь… рассказать… мне. — «А-а-а-а… это ужасно». — Я хочу помочь.
— Правда? — Она подняла на него голубые, как у лани, глаза. — Это не какая-то уловка, чтобы затащить меня в постель?
— Нет, не пойми меня неправильно; я имею в виду, да, я действительно хочу затащить тебя в постель, но желание утешить — чисто инстинктивное.