— Я ценю независимость в людях, — продолжал рассуждать сам с собой Питер. — Только у нее независимости с избытком. Интересно, откуда это в ней?
Но все было гораздо серьезней, чем он мог себе представить. Несмотря на свои деспотические замашки, день ото дня Томми становилась все более и более незаменимой для Питера. За последние тридцать лет Томми явилась первой слушательницей, со смехом внимавшей его остротам; она оказалась первой за тридцать лет ценительницей таланта Питера, утверждавшей, что он самый блестящий журналист на всей Флит-стрит. С Томми были связаны первые за тридцать лет заботы Питера, когда он каждую ночь украдкой поднимался по скрипучей лестнице, прикрывая рукой свечу, взглянуть, спокоен ли ее сон. Ах, если бы Томми не пеклась о нем! Если бы переключить ее на что-то другое!
Очередная спасительная мысль осенила Питера.
— Томми... то есть, Джейн! — сказал как-то Питер. — Я знаю, что я из тебя сделаю!
— И что вы учудите на этот раз?
— Я из тебя сделаю журналистку!
— Да ну вас! Хватит чепуху молоть!
— И вовсе это не чепуха! К тому же так грубо прошу мне впредь не отвечать. Как продувная бестия — а это значит, Томми, та невидимая, незаметная личность, без которой всякий журналист как без рук, — ты сможешь стать неоценимым подспорьем для меня. Ты принесешь мне барыш, Томми, притом весьма ощутимый. Я стану делать на тебе деньги!
По всей видимости, этот довод прозвучал убедительно. Питер не без тайного удовольствия отметил, что подбородок Томми остался в прежнем положении.
— Я как-то подсобляла одному парню продавать газеты, — припомнила Томми. — Он говорил, что у меня здорово получается.
— Вот видишь! — победоносно воскликнул Питер. — Тут способы иные, но в основе то же самое чутье. Решено, мы наймем женщину, чтоб она освободила тебя от домашней работы.
Подбородок дернулся вверх.
— Я могу делать ее в свободное время!
— Видишь ли, Томми, мне бы хотелось, чтобы ты везде ходила со мной... всегда была при мне.
— Сначала вы меня испытайте. Может, я для этого не гожусь.
Питер постепенно обретал мудрость змия-искусителя.
— Вот именно, Томми! Сначала поглядим, что ты умеешь. В конце концов, может выясниться, что тебе лучше остаться кухаркой!
В глубине души Питер в этом сомневался.
Однако семя упало на благодатную почву. И Томми сама себе устроила журналистский дебют.
Некая видная личность прибыла в Лондон, обосновавшись в апартаментах, специально предназначенных для нее в Сент-Джеймсском дворце. И каждый лондонский журналист говорил себе: «Вот если бы я смог взять интервью у этого Значительного Человека, какого грандиозного успеха смог бы я достичь!» Всю неделю Питер носил с собой листок с надписью: «Интервью нашего специального корреспондента с принцем N.». В левой колонке, узенькой, были вопросы; в правой, широченной, оставалось пустое место для ответов. Однако Значительный Человек был многоопытен.
— Неужто найдется, — говорил Питер, разворачивая перед собой на столе аккуратно свернутый лист бумаги, — неужто еще найдется хоть какая-то уловка или увертка, какой-нибудь лукавый ход, какое-либо тонкое ухищрение, которое бы я не испробовал?
— Прямо как старый Мартин, который все время называл себя Мартини, — вставила Томми. — Как только наступала пора деньги выплачивать — это у нас бывало по субботам, — ну ни в жизнь его не сыскать, исчезает, и все тут. Правда, раз мне удалось его провести, — заметила она не без гордости, — вытянула из него полсоверена. Он сам потом удивлялся.
— Нет, — продолжал Питер рассуждать сам с собой, — Думаю, и в самом деле не осталось никакого способа, ни достойного, ни постыдного, какого бы я не применил!
Тут Питер закинул ненаписанное интервью в корзину для мусора и, сунув в карман записную книжку, удалился на чаепитие с некой романисткой, извещавшей в приписке к своему приглашению, что умоляет не предавать гласности их беседу.
Едва Питер повернулся к ней спиной, Томми тотчас достала лист из корзины.
Примерно через час среди туманной мглы, окутавшей Сент-Джеймсский дворец, возник некий сорванец в залатанных штанах и в куртке в крапинку, воротник которой был поднят; он стоял и с восхищением взирал на караульного.
— Эй, молодец-удалец по уши чумазый! Тебе чего здесь? — спросил караульный.
— Да вот гляжу, нелегкое, видно, это дело — такую шишку сторожить? — высказал предположение сорванец.