— И что же с головой? — поинтересовался Джон.
— Да ничего, но как будто я не один, а нас двое. Пока я тут валялся, то разговаривал в мыслях с каким-то пацаном. Собственно, мы с ним подружились. Он добрый малый, только тоскует по своим родителям, к которым никак не вернется. Будь проклята эта война с краснокожими! Из-за таких как они и этот пацан родителей потерял. Но я его развеселил. Сказал, что когда он подрастет, сходим вместе в бордель, что на северном форте, девочек снимем. А уж там, поверьте моему опыту, самые лучшие шлюшки на всем западе. Какие номера они вытворяют! Одна моя тамошняя девица могла отсосать пятигаллонную бадью воды через восьмиярдовый шланг из винодельни за десять минут. Мы с ней даже скорешились. Я всех подначивал на спор, сделает она это или не сделает, а уж она, знаете, умела выигрывать! Потом выигранные в пари деньги я ей отдавал, а она мне себя. Хорошо мне было с ней! А пари этими мы и других веселили, им тоже неплохо было. Да, люди были счастливы, только один за все время наших потех отказался оплачивать проигрыш… пусть земля ему станет пухом. Так вот, тот мальчишка слушал меня, открыв рот. Но, знаете,… у вас есть пожрать? Жрать охота! Желудок сводит.
— Одну минуту, сэр, я распоряжусь, — ответил Джон.
В комнату принесли подносик с едой, явно для больного мальчика, — отварной кукурузный початок, немного овсяных хлопьев, залитых молоком, стаканчик апельсинового сока.
— Что это? — паренек уставился на поднос своим мутным взглядом.
Джон сам быстро убрал поднос и, выйдя за дверь, что-то тихо и быстро сказал там. Затем он появился вновь, неся другой поднос, на котором красовалась огромная тарелка яичницы, окорок молодого поросенка, только что снятый с вертела и бутылка виски.
Мальчик набросился на окорок, разбрасывая крошки, быстро покончил с ним, громко рыгнул, разорвал яичнику руками и за несколько приемов отправил себе в рот. Потом благоговейно открыл бутылку виски, налил в рюмку, продегустировал и занюхал поросячьей костью. Кость задержалась в его руке недолго, ее место снова заняла бутылка, потом еще и еще… и еще раз, пока виски не осталось только на донышке. Остатки спиртного мальчуган выпил из гола, бросил, пустую бутылку на пол и обратил к Джону свою довольную, раскрасневшуюся физиономию.
— Эх, доктор, — сказал он. — Пошли, разомнем кости.
Джон сделал знак в камеру, чтобы Бэн был готов к передвижению.
Мальчик слез с кровати и зашагал по дому вразвалку, ступая, словно здоровенный мужик. Они дошли до входной двери.
— Сэр, — начал Джон.
— Называй меня Стэном, доктор Джон, — отозвался мальчик.
— Хорошо, Стэн, я должен вас предупредить, в доме и на улице вы можете столкнуться с некоторыми вещами, которые вам незнакомы.
Но Стэн его не слушал. Он безучастно прошел мимо работающего телевизора, вышел во двор, облокотился о стоящий рядом с домом пикап и теперь оглядывался.
За этим наблюдали два соседа Джейкобов — местные фермеры, приехавшие узнать все ли в порядке с малышом Стивом. Они были рослыми крепкими мужчинами, в джинсах и широкополых ковбойских шляпах.
— Здорово! — крикнул им мальчик.
Те испуганно переглянулись, но кивнули в ответ.
Вдруг Стэн увидел то, что его заинтересовало, — лошади, на которых приехали соседи.
— Ваши? — спросил он фермеров, подходя к животным вплотную.
— Да, — ответил один из них. — Черного зовут Ворон, а кобылу Долли.
— Ворон, — повторил Стэн и погладил жеребца по морде. — Э-э-э, да он помощи требует.
Конь действительно постукивал левым передним копытом о камень, словно пытаясь предупредить хозяев о чем-то важном.
— Ну, умница, дай посмотреть, — мальчик зажал ногу коня между своими коленями и согнул ее копытом вверх. — Нож, подкову, гвозди и молоток! — тут же бросил он через плечо.
Фермеры, находившиеся в оцепенении, довольно быстро очнулись и подали мальчику нож.
Стэн мигом, будто срывая пробку с бутылки пива, сдернул изношенную подкову ножом.
Один из фермеров сходил в мастерскую около дома, принес подкову и инструмент.
Мальчик приладил новую подкову, вставил гвозди в пазы и несколькими точными ударами прибил ее к копыту.