Виктор пожал плечами и вопросительно взглянул на Бубу.
— Сухое дерьмо! Оказывается, эта дама на дачу собралась, в пригород. Ей надо было удобрения довезти. Думала — гадала: в чем? Подвернулась коробка от проигрывателя, — удобная, с ручкой. Сперва, менты, видя, как я это ее сухое дерьмо, плача в захлеб, горстями обратно в коробку засыпаю, предложили ей меня отпустить. Ущерб, мною нанесенный, уж больно мал оказался, и на кражу не тянул, в лучшем случае — все это походило на мелкое хулиганство. Но дама — ни в какую. Заявление написала и не забирает. Говорит, а если она в следующий раз настоящую электронику повезет? Пусть меня посадят, дабы впредь не повадно было. С тех пор и не решили, что со мной делать — сажать или отпустить, вот и болтаюсь в СИЗО. К тому же, я, по пути до ментовки, умудрился паспорт потерять. Может, там, на остановке выронил. Потерял и — потерял. Всем теперь говорю: стукнулся тогда сильно головой об асфальт, и память отшибло. Документов — нет. Где живу, есть ли родственники, кто я — не помню. Для всех я теперь — Буба — кислый лимон. Врачи, менты, как меня опять увидят, сморщиваются, словно им и вправду лимон на язык положили. А-а-а, говорят, Хуба — Буба, ничего не вспомнил? Нет, говорю… Жене с дочкой, без меня, наверное, лучше.
Они присели на нары, и Виктор достал еще один бычок из заначки. Потянулся дым, и потянулось время…
Прошло без малого полгода, прежде чем Виктора освободили за недостаточностью улик против него. Если быть точнее, то улик следователь не нашел вообще. Были прочесаны лагерь экспедиции и близлежащие окрестности, — ничего. Упавшие палатки, брошенный скарб, замершие, и еще не разграбленные местными жителями, машины, аппаратура, личные вещи участников экспедиции, документы, — и все. Если когда-то здесь и были какие-то следы борьбы — их уничтожила осенняя непогода. В остальном — тоже пусто — ни орудий убийства, ни, тем более, трупов. У членов следственной группы вообще сложилось такое впечатление, что люди пропали, испарились… Поэтому-то, кстати, все и шло неимоверно долго, ибо, в отличие от оперативной работы, произведенной очень быстрыми темпами, бумажная волокита, и так имея куда меньшую скорость своего продвижения, в один прекрасный миг вообще «замерзла», и растаяла, очевидно, лишь по какой-то счастливой случайности.
Съездив, первым делом, в Вологду, и успокоив родителей (дескать, со мной все в порядке и жизнь продолжается), Виктор вернулся обратно в Череповец и смыл с себя тюремную грязь — в прямом и переносном смысле.
Очистившись, таким образом, он начал обдумывать то самое продолжение жизни, о котором сказал матери и отцу.
Как ему сразу стало ясно, в данном отношении существовал один серьезный изъян — отсутствие работы (на старом месте его посчитали без вести пропавшим и, в связи с этим, сократили, причем сейчас на автобазе пока больше никто не требовался, новый же источник дохода надо было еще поискать).
Хорошо хоть, в тайничке стенного шкафа сохранились его скромные сбережения и остатки выданных Купером денег.
Убрав в квартире полугодичную пыль, Виктор сходил в сбербанк и, погасив коммунальные долги, тут же, «не отходя от прилавка», отправил энную сумму для Юлиной матери, — причем упросил кассиршу представить все, — будто бы это от них двоих с Юлей.
Парень решил проворачивать подобные операции каждые три месяца, начиная с сегодняшнего дня, ибо не был готов к тяжелому разговору с родительницей девушки и надеялся оттянуть его, благодаря подобным уловкам, причем, — на как можно более долгий период. Ведь, та, купившись на обман, непременно подумает, будто ее дочь до ныне здравствует и по-прежнему трудится где-то, стремясь обеспечить мать и своего нерадивого брата средствами к существованию.
Собственно, кроме своих проблем, его сдерживала в данном отношение и забота о здоровье самой женщины: от известия о смерти дочери ей могло стать еще хуже, чем было.
Потом Виктор надел свой лучший костюм и поехал в Санкт-Петербург. Требовалось узнать, как там у него обстоят дела с университетом.
В университете его приняли достаточно радушно. Зав. кафедрой позволил ему защищать диплом и сдавать экзамены, когда тот будет готов. Единственной неприятностью оказался разговор с ректором Цукерманом. Виктор добился у него аудиенции и спросил, может ли он надеяться, что ему выплатят те деньги, или хотя бы их часть, которые Купер обещал за работу водителя в его экспедиции. От Цукермана последовал ответ, который парень, в глубине души, и ожидал услышать. Константин Сократович объяснил ему все просто и без утайки, сказав, что если у Виктора с Купером и был какой-то договор насчет работы и гонорара, то он умер вместе с этим человеком. Да, видать старуха предвидела конец их похождений, вот почему требовала с Купера деньги вперед!