7,8,9,10
7. Утро. Солнце нагло пробивает свой свет через окно, через занавески, в комнату. Лучи плавно ложатся на кровать, на подушку, заставляют глаза жмуриться и, в конце концов, будят девушку. Далее бодрящий кофе и ожидание. Ожидание пяти часов, когда она сможет пойти на лекцию в центр и встретиться с Марком. У неё нет его телефона, адреса и знания о других местах, где он бывает. Их связывает только центр. Губная помада цвета вина и никакой больше косметики. Трикотажное серое платье до колен, телесные колготки и бордовые ботинки. Вишнёвый шарф. Пальто. Она заходит в центр, снимает наушники и демонстративной походкой поднимается прямиком на третий этаж. Подходит к кабинету художественного искусства, дёргает за ручку двери. Ещё раз и ещё раз. Тщётно. Дверь заперта. Она прислушивается, в надежде услышать тот самый томный голос, но нет: за дверью тишина. "Возможно, он ждёт меня в моём кабинете. Ну конечно же!" - подумала она, после минутной расстерянности, и на одном дыхании спустилась на этаж ниже. Зашла в свой двадцать третий кабинет, но там никого, кроме Антонины Романовны, рассказывающей что-то о своём сне, и всех тех людей, которые обычно часто появляются на курсах. Но, главное, нет Марка. Мария проходит вперед, закрывает за собой дверь и садится на свой стул, стоящий в привычном месте. Приветствие. Ещё какие-то расспросы. Все ответы и движения на автомате. В голове какой-то кавардак, туман, всё перепуталось. Время и не тянется, но и бежит незаметно. Девушка молча сидит, заставляя себя не сбежать, потому что чувствует, что ноги её не послушаются, так она расстеряна. Вскоре, она заметила, что все начали расходится, и подошла к преподовательнице, стоящей около своего стола в красивом зелёном платье. - Антонина Романовна? - Да? Что такое, моя хорошая? Собравшись с мыслями и сжав кулаки в карманах своего серого платья, она решилась: - Марк сказал, что вы его тётя. Это так? - Ох, я думала, что что-то случилось. Ну да, тётя, как она есть. Неожиданно, верно? - с пресущей Марку ухмылкой сказала Антонина Романовна. Только в глазах её добра и тепла было гораздо больше. - Да, я была удивлена, - дыхание участилось, зрачки расширились, лицо её побледнело, - но я о другом хотела спросить. Где он сейчас? - А зачем он тебе? - По лицу было видно, как женщину тоже одолело волнение и она присела на стул, снимая очки и медленно, не смотря на девушку, положила их на стол. - Мы должны были встретиться, понимаете? Просто должны. - Тише. Тише. - Взяв её трясущиеся руки в свои, она начала их поглаживать свободным большим пальцем. Сама она тоже от чего-то разнервничалась и не могла сдерживать своё состояние. Слова слегка путались, а щёки обдавало жаром. - Что у тебя с ним произошло? Не надо было мне просить его передать тебе... - Нет-нет, мы встретились еще задолго. Он случайно ожог мою руку своей сигаретой, это было недалеко от центра, -высвободив свои руки из рук женщины, она указала на уже еле видное пятно. - Тебе нельзя более с ним продолжать общение, деточка, поверь. Просто поверь, у меня есть основания так говорить, а ты молода и еще слишком наивна, чтобы всё понять, как есть на самом деле, поэтому ты должна поверить мне, пока не зашла глубже. - Да Вы чего, Антонина Романовна? Что такого принесет мне это общение? И я не наивна. - Ты должна послушать меня! - Почти вскрикнула женщина. - Я у него одна из близких тут, - уже спокойно добавляла она, - я знаю, что лучше. - Оборвав саму себя, она достала успокоительные таблетки из своей сумки и запила их водой прямо из чайника. - Я не прерву никакое общение, особенно, если Вы не объясните мне причину Ваших треволнений. - Пойми! Ты - молодая, с большими планами и перспективами на будущее, а он... Он - сламан. Понимаешь? Он внутренне сломан. - Многие люди, - начала Мария, но женщина тут же прервала её, перейдя на нервный крик. - Что многие люди? У многих людей шизофрения? Или, быть может, они страдают внезапной амнезией? Быть может, они бывшие наркоманы? А наркоманов в прошлом не бывает почти никогда! - Уже совсем обессилев, она рухнула на свой стул и стала нервно перебирать пальцы, иногда смахивая с щек накатившуюся слезу. - Так что не трогай его, чтобы не вызывать рецессий, сейчас он более менее стабилен. Все эти слова никак не могли быть принятыми девушкой. Она просто думала, что это происходит не сейчас, не здесь и говорят всё это вовсе не ей. Но это было совсем не так. - Как же так...Я ... - совсем паникшая, в смятении и расстерянности, она ставит стул рядом и садится, слегка дотронувшись до рук Антонины Романовны, - расскажите мне подробней, прошу. - Как часто вы, молодые, безрассудны. И Марк не стал исключением, а как раз наоборот, прямое тому доказательство. Будучи ещё в юном возрасте, Марк принял за компанию галлюциногенные вещества, и мать узнала об этом. Конечно же, она провела с ним беседу, сводила в больницу, чтобы убедиться, что с ним всё в порядке. Но этого, как ей казалось, было недостаточно. Она перевела его на домашнее обучение (ибо очень боялась за него), не выпускала из дома. Ему был отрезан доступ ко всему, привычному для него миру, друзьям. На улице он бывал редко, в пасмурные дни выходя на балкон. Самое странное, что с самого начала он не проявлял никакого сопротивления и агрессиии, он принял это как данность и ушёл в себя. О, как он изменился и как я страдала и умоляла его мать не быть такой категоричной! А в это время он становился ещё более замкнутым, стал нервным и с апатией относился ко всему происходящему. Стал полной противоположностью себе прежнему. Но зато, как считала его мать, он и думать никогда более не сможет о подобной гадости. Три с половиной месяца он сидел так, взаперти. А потом... После он просто сбежал. А чего мы все хотели? Это был его ранее продуманный план. Каждый день он собирал по дому необходимые ему вещи, складывал их ближе к своей комнате, прятал за диваном и комодом, копил деньги, и вот, в конце концов, в день зарплаты своей матери, он сбежал в чём был, с рюкзаком на плечах. Он так сильно толкнул свою мать, что, когда он обернулся, она даже в его глазах увидела сожаление. Никто тогда не знал, куда он сбежал, а сбежал он в Челябинск, к приятелю детства. Беспорядочные половые связи, снова наркотики, алкоголь, стрессы, психические расстройства из-за приёма галлюциногенов. Спал он там, где придется, да и когда придется. Друг - то его был не из бедных, поэтому и позволял себе такие вольности, и Марка в это втянул! Да и мать хороша, видела же, каким он становится в этих стенах! - И слёзы потекли у женщины, потому что она не могла себя сдержать более. - Месяц никто не знал о его местонахождении, а ведь ему было всего ничего, шестнадцать лет! В общем, вернулся он домой только тогда, когда попал от передоза в больницу, еле его откачали, врачи разузнали наши номера телефонов от его этого друга, Кирилла, и, конечно же, моментально сообщили его матери. Через три дня она уже была у его кровати. Я не хочу рассказывать тебе, что происходило все эти месяцы, но домой они вернулись только спустя три месяца и Марк был весь бледный и оснувшийся. Мне было на него так страшно и больно смотреть. Ещё пару недель он ничего не ел, как мы не пытались его уговорить, и не выходил из комнаты, пребывая в прострации на своём диване. Потом он начал выходить на балкон и всё курил, курил, его трясло и он говорил, что его преследуют. Кто и зачем - мы не понимали. По ночам он бредил. Мы пригласили врача, но он всего лишь сказал, что это отходняки и скоро пройдет, выписал какие-то лекарства. Тогда мы пригласили психиатра, и Марк ему немного открылся. Рассказал, чем он занимался там, в Челябинске. Сказал, что в последние три недели за ним следят, кто- он не знал сам, но утверждал это с полной уверенностью в своих словах, и ещё говорил, что, когда он был в больнице, ему что-то всадили в голову, - непременно что-то всадили! - кричал он, и теперь он слышит голоса, которые говорят ему, что делать, что нет, заставляют его снова сбежать, но он не делает это потому что уверен, что эти голоса в сговоре с теми, кто следит за ним. Всё это привело его к неадекватному восприятию реальности, бредовым расстройствам, снижению эмоцинальности. Он перестал мечтать, больше не хотел учиться, говорил, что вообще не понимает, почему ещё жив. Потерял мотивацию. Мы положили его в лечебницу. Выписали его как раз к семнадцитилетию и я заметила, что он стал проявлять эмоции и сказал даже, что все эти бредовые расстройства прекратились. Всё это время, что он там пролежал, мы не виделись. Походы к психиатру мы всё же решили не прекращать и тот советовал ему заняться тем, что сможет его увлечь, и Марк стал рисовать. Раньше у него это тоже неплохо получалось, но после всего стало выходить действительно хорошо, несмотря на то, что большинство его работ были очень тёмными, наполнеными болью и даже страхом, но выглядели они впечатляюще. Как он говорил: они отражают его состояние и отношение к происходящему вокруг. "Благодаря этому занятию, я могу выразить всё, что чувствую без слов. И я благодарен своему врачу за это напутствие." - говорил он. И ещё он поделился со мной, что в его г