- Эй, ты, чучело, вставай! Ишь разоспался точно дома на печке! довольно бесцеремонно ткнул один из конвоиров Асана спящую фигуру. Тот зашевелился, фыркнул, из-под шинели показалась заспанная взлохмаченная голова.
Узнав в одном из вошедших начальство, городовой моментально вскочил со скамейки и захлопал сонными глазами.
- Ты, тетеря сонная! Спать у меня! Смотри!
- Так что, виноват, ваше благородие, вздремнувши малость.
- Обыскать! - последовало краткое распоряжение.
Асан был тщательно обыскан с ног до головы и все содержимое его карманов выложено на стол...
- Спустить его вниз!
38. ДВЕРЬ ОТКРЫТА
- В общую, прикажете?
- Запереть в женскую камеру! Там ведь у нас сегодня никого нет?
- Так точно...
Асану развязали руки, и еще раз погрозив смертью, если он попытается бежать, повели вниз.
Из сеней узенькая дверь вела в подвал, где помещалась каталажная камера. Нужно было спуститься по лестнице ступенек пятнадцать. Заспанный городовой вооружился лампой и шел впереди. Шествие замыкал другой городовой. Последний, прежде, чем вывести Асана из прием-ной, красноречивым жестом показал ему револьвер.
- Влопался! - внутренне бесился черкес, проклиная свою неосторожность, - как кур в ощип влопался! Выследили проклятые! Эх, надо бы мне тогда же из Томска уехать...
Они спустились по лестнице и стояли теперь на площадке, на которую выходили двери каталажных камер.
- Отворяй поживее! Чего ты копаешься, словно три дня не ел! - сердито
проворчал один из конвоиров.
Обладатель взлохмаченной головы, видимо, не совсем проспавшись, долго возился над замком, прежде чем отворил дверь. Наконец, старания его увенчались успехом: замок был отперт, прибой снят и дверь, уныло скрипя ржавыми петлями, распахнула свою черную смрадную пасть.
- Ну, проходи, что-ли! - слегка толкнул Асана в плечо его строгий конвоир.
Асан нервно повел плечом от грубого прикосновения, весь выпрямился в одно мгновение и был готов достойным образом ответить на насилие, но сдержался и молча перешагнул через порог камеры.
Здесь было темно, душно и сильно пахло сыростью. Маленькое окошечко над дверью, запыленное и засиженное мухами, давало слабый мутный отблеск от лампы, которую полицейские зажгли на площадке...
Тяжелая дверь еще раз проскрипела петлями и крепко захлопнулась за арестованным.
Когда глаза Асана привыкли к полумраку, царящему в камере, он произвел тщательный осмотр последней. Ничего утешительного для себя заключенный увидеть не смог. Голые стены с сырыми пятнами в углах и с бесчисленными следами убитых клопов, грязные покатые нары во всю стену, в углу около дверей, неизменная "параша", - вот все, что встретил наш злополучный герой под "гостеприимной" кровлей полицейского участка.
Асан в волнении принялся расхаживать по камере, проклиная и себя, и судьбу, и все окружа-ющее... Наконец, утомившись этим бесцельным хождением из угла в угол, он подошел к нарам, разостлал на них свое пальто и улегся, намереваясь уснуть.
Утро вечера мудренее! - уже спокойно думал он. - Что раньше смерти умирать! Авось, еще как-нибудь вывернусь! Да и с участка убежать немудрено. Эх, если бы можно было дать знать о себе атаману - наверняка выручил бы. Да как сделать это!
Асан повернулся на другой бок и подпер голову рукой.
- Как-то Сенька выпутался? Не иначе, что и его забрали. Вот тебе и съездил на родину! Эх, дурак, дурак...
Вскоре арестованный понял, что уснуть ему немедленно не придется.
Необходимая принадлежность всех каталажных камер - клопы, и здесь давали себя знать. Кроме того, из-за перегородки в общую камеру доносились какие-то неясные дикие звуки, какой-то прерывистый хрип.
- Пьяный должно быть какой-нибудь во сне мается, - подумал Асан, внимательно прислушиваясь к этим звукам, режущим нервы.
Асан с головой закутался в пальто и напрягал всю силу воли, чтобы уснуть поскорее. Глаза его уже смыкались и легкая дремота окутывала уже сознание, когда он услышал, что кто-то отворяет дверь в его камеру.
Асан откинул пальто и удивленно поднялся на локоть.
Дверь отворилась и на пороге ее показалась фигура того самого полицейского, который участвовал в поимке Асана.
- Вставай! Одевайся, пойдем наверх, - обратился он к Асану.
Страшная мысль промелькнула в голове молодого черкеса и заставила содрогнуться. - Бить будут! Иначе, зачем бы стали звать.
Ему вспомнились слышанные ранее рассказы о жестоких побоях, которым подвергались, будто бы, арестованные в полицейских участках. Глухая полночь, зловещая тишина камеры и мрачный вид городового, неподвижно стоявшего в дверях, как нельзя более гармонировал с этими воспоминаниями.
Коли бить будут - живым в руки не дамся! - решил Асан, выходя из камеры.
Когда они поднялись наверх, провожатый указал на дверь, над которой виднелась надпись: "Кабинет пристава" и сказал:
- Иди туда! Шапку-то сними...
Асан нерешительно взялся за ручку двери.
В кабинете, за письменным столом, сидел полицейский чиновник, в котором Асан, к крайнему своему удивлению узнал господина, пившего пиво в "Европе", за соседним столиком. Теперь тот иронически улыбался, заметив удивление Асана.
- Стань вот здесь, около стола... Да смотри, не вздумай шутить - видишь револьвер.
Асан встал на указанное место и молча кивнул головой.
- Слушай, парень. Много ли тебе денег досталось от того артельщика.
- Какого артельщика? Знать я ничего не знаю.
- Ну, ладно, ладно! А эти деньги, в бумажнике твоем.
- Собственные мои...
Допрашивающий выразительно свистнул.
- Полно, брат, дурака валять. Будем говорить лучше начистоту! Ты совсем из Томска собираешься уехать.
- На родину собрался.
- И паспорт чистый и все в порядке.
- Да, уж как водится.
- Гм, воля-то, парень, дороже денег... А как думаешь.
Смутная надежда зашевелилась в душе Асана. Он поспешил ответить утвердительно.
- Поезд в шесть утра отходит... Чай с ним бы поехал, если бы не арест.
- Ни минуты не стал бы ждать, ваше благородие.
- Гм, ну ступай себе!
Допрос был окончен и Асан вышел из кабинета. В приемной, к его удивлению, не было ни души. Мысль о возможности побега молнией озарила мозг Асана. Он осторожно вышел в сени, и, никем не замеченный, прошел к наружной двери. Дверь эта была заперта. Еще один шаг и он будет на свободе.