Сенька Козырь галантно приподнял фуражку и осторожно пожал маленькую ручку Кати.
- Помилуйте-с! Очень даже хорошо помню! Нечто, увидавши вашу милость, возможно забыть!
Катя не обратив внимания на этот комплимент, бросила быстрый взгляд вокруг себя и прошептала:
- Пойдемте отсюда, мне поговорить надо с вами!
- С нашим полным удовольствием! - поспешил согласиться Козырь и кинув недокурен-ную папиросу, пошел за Катей к выходу.
В дверях стоял Иван Семенович.
- Что это ты? - обратился он к Кате. - С кем заговорилась?
Девушка подняла на него глаза и тоном, не допускающим возражения, сказала:
- Ты подожди меня у экипажа. Мне надо поговорить со своим знакомым по делу... понял?
Последнее было произнесено так выразительно, что Иван Семенович не вступая в дальней-шие расспросы, поспешил ретироваться.
- О чем говорить желаете? - осведомился Козырь, проводив Кочерова насмешливым взглядом.
Катя, не желая прямо приступить к делу, предварительно спросила своего собеседника о его личных делах.
- Как вы поживаете. Где это вас так долго не видно было.
- Немудрено, что не видно! - Козырь усмехнулся и понизил голос. - В "сушилоне" находился. Казенный паек глотал!
- В тюрьме!
- В ней самой! Как пословица говорит: "От сумы, да от тюрьмы не отказывайся"! Всего вторую неделю на "воле" хожу.
- Хочу я спросить вас, где теперь Александр? Что с ним такое случилось? Я не видела его с половины зимы...
- А вы разве не слыхали?
Предчувствие недоброго сжало сердце Кати.
- Что такое?
- Да ведь он давно на том свете грехи отмаливает!
- Как! Умер, умер, говорите вы? Когда же? Отчего?!!
Лицо Кати покрылось смертельной бледностью. Глаза отразили выражение ужаса перед роковой вестью. Она зашаталась.
- "Пришили" его! - мрачно пояснил Козырь... - До пасхи еще дело было... А как и что - не знаю... В тюрьме я тогда сидел... Говорили, между прочим, знакомые ребята, что будто из-за бабы вышло! Из ревности будто его кто "похерил". За что купил, за то и продаю!
- Убит! Мертв! Все теперь кончено! - вихрем налетело страшное сознание невозвратимой утраты... Не было слез - сильные натуры не плачут, но глубокое отчаяние овладело душой Кати. Она не взглянула больше на Козыря, не сказала ему ни одного слова и молча, опустив голову, пошла вниз по лестнице.
Когда в душе женщины, подобной Кате, вспыхивает искренняя любовь, то это чувство становится для нее единственной отрадой в жизни, единственным и дорогим, и самым светлым из всего, что осталось на долю той, у которой нет ни семьи, ни друзей, которая всеми презираема и отвергнута... Такая любовь чаще всего кончается трагически. Женщины, продающие свое тело, душу свою отдают раз и навсегда...
- Что с тобой, Катя? - испугался даже Кочеров, увидя ее бледную и странно молчаливую...
- Ничего... молчи... скорее домой... Будем пить... пить...
27. ГНЕЗДЫШКО ОПУСТЕЛО
После событий, описанных в предыдущих главах, прошло три месяца...
Стояла глубокая поздняя осень... Город превратился в одну сплошную лужу грязи. Круглые сутки моросил дождь. Общественная жизнь замерла: зимний сезон еще не начался, клубы пустова-ли, ибо томичи, умудренные горьким опытом, не решались пускаться в путешествие по улицам, тонущим в грязи и мраке. После восьми часов вечера улицы погружались в глубокий сон, наруша-емый лишь колотушками сторожей, да шальными револьверными выстрелами, производимыми осторожными обывателями с целью запугать любителей чужой собственности, которые с наступ-лением темноты все чаще и чаще дают о себе знать.
Итак, повторяем, скучное время наступило для томичей и многие из них совершенно основательно роптали на затянувшуюся осень.
- Хотя бы холода поскорее наступили... Давно такой гнилой осени не было, - говорили старожилы.
Но морозы не наступали и близкий покров не обещал принести с собой первый свежий снежок.
Город тонул в грязи и тумане дождливых дней, также пасмурно было в розовом тумане приюта любви и наслаждения. Сама хозяйка этого гнездышка, после полученного печального известия о трагической кончине своего возлюбленного, опустила руки и на все окружающее смотрела безучастно и равнодушно. Стала запивать чаще, чем прежде, и в размерах, пугающих Ивана Семеновича. Тщетно он старался добиться у Кати, что за причина такого неудержимого, мрачного настроения и молчаливого пьянства. Она молчала, замкнувшись в себе и продолжала топить тоску в вине. Кочеров терял голову.
С одной стороны скверные денежные дела, задолженность, запутанность в делах, с другой - непонятная ему перемена в характере и поведении любовницы, - все это вышибло его из колеи. Как человек со слабой инертной волей, Кочеров, не отдавая себе отчета в своих поступках, быстро и неуклонно двигался по роковому пути к гибели. Окончательный разрыв с семьей и со своим прошлым был для него ничто, по сравнению с боязнью потерять Катю. А чувство это за последнее время все чаще и чаще пробуждалось в душе его. Жизнь, сопряженная с большими расходами на покрытие всех требований любовницы, не могла продолжаться долго. Денег достать было негде. Возможный кредит был весь исчерпан. Точно предчувствуя возможную близость разрыва, Катя в последнее время возобновила знакомство с Орлихой, принимая ее у себя и сама пропадала у нее по целым дням. Все это очень не нравилось Кочерову, но он был совершенно бессилен предпри-нять что-либо против этого... Так обстояли дела, когда в один темный вечер, после дня, проведен-ного в безуспешных поисках денег, Кочеров усталый, весь забрызганный грязью, подъехал к воротам Кати. Нижний этаж этого дома, в котором помещался трактир, был ярко освещен. Полосы мутного света падали из окон на грязный тротуар. Рассчитавшись с извозчиками, Кочеров с горечью убедился, что весь его капитал не превышает теперь пяти рублей.
- Скверное дело! - подумал он, поднимаясь на скользкие ступеньки грязного крыльца. - Если завтра не найду денег, дело дрянь.
Он прошел через трактир и поднялся по лестнице наверх.
- Дома Александр Иванович? - спросил он мимоходом у встретившегося полового.
- Дома... Никак у себя, чай пьют!
- Гм, хорошо... Ты подашь нам шашлыка и водки. В комнату Екатерины Михайловны. Понял?
- Как не понять, - тряхнул головой официант. - А только хозяин...
- Ну чего там хозяин, - сердито перебил его Кочеров. - Делай, что тебе говорят.
Иван Семенович прошел по коридору, слабо освещенному чадящей лампочкой к дверям Катиной комнаты. Двери были полуоткрыты и в темной комнате царила глубокая тишина.
- Ты спишь, Катя? - вполголоса спросил он, входя в комнату.
- Нет, - кратко ответила Катя.
Она сидела на подоконнике одного из окон, выходящих на улицу. Слабый свет уличного фонаря проникал в комнату. В его слабом отблеске неподвижно чернел силуэт Кати.
- Чего это ты впотьмах сидишь? Постой, я сейчас зажгу лампу... Ты обедала уже?
- Не зажигай огня... не надо... - медленно и устало выговорила Катя.
- Почему это? - удивился Иван Семенович.
- Так... опротивело мне смотреть на эту комнату... Эти стены душат меня...
В слабом надломленном голосе девушки слышалась глубокая печаль, тоска и страстное желание покоя. Кочеров не на шутку испугался.
- Что с тобой, моя Катя! - нежно и тихо заговорил он, подвигая стул к окну и садясь у ее ног. - Здорова ли ты, Катя, у тебя холодные руки... Дай мне их. Я согрею твои пальчики...
Девушка молча освободила руки и спрятала их под шаль, накинутую на плечи.
- На улице холодно... грязно?.. - спросила она после некоторого молчания.
- Да, скверная погода!
- Я сегодня целый день сидела на окне и все смотрела на улицу... Даже не пила против обыкновения. Все это надоело...
- Какая ты сегодня странная: точно спишь с открытыми глазами!
- Все надоело, - продолжала она, прижимаясь лицом к холодному стеклу окна. - Внизу весь день шумели... Орали песни, а я сидела... смотрела на улицу... и думала...