Бобби извинился:
— Если не возражаете, нам бы ваши отпечатки тоже.
— Мои?
— Без обид. Мы нашли несколько отпечатков на багажнике вашей машины, он торчал из воды.
Бобби Андес был явно этим доволен. Он попросил Тони повторить его рассказ. Нападение на шоссе, остановка и спущенное колесо, разделение семьи, поездка в лес, выход оттуда, все. Бобби Андес сочувствовал, он качал и качал головой, и по ходу разговора его сочувствие наполнялось злостью.
— Паскудные ублюдки, — сказал он. — Вонючие сукины дети. — Он бросил ручку и откинулся на стуле. — Всю вашу семью, черт возьми. Только представьте себе!
Тони Гастингсу не требовалось этого представлять. Он был благодарен Бобби Андесу за сочувствие, хотя и удивлен им, а что думать о злости — не знал.
— Звери, — сказал Бобби Андес.
Он сказал:
— У меня были жена и ребенок, она от меня ушла. Дела это не меняет. — Он поднял руки и изобразил, как свертывают шею. Его лицо пошло пятнами. — Мы их возьмем, — сказал он. — Положитесь на меня.
И хвать! — резко сжал кулак.
Спасибо за участие, подумал Тони, но какой с этого прок?
Бобби Андес стал деловой.
— Я бы хотел, чтобы вы задержались до завтра, — сказал он. — У нас есть ордер на осмотр трейлера, и мы ищем улики по вашей машине. Вы нам можете понадобиться.
— Ладно.
— Мы пустим обращение к свидетелям по телевизору. Вдруг ваш глухой старик в пикапе объявится.
— Что он может?
— Свидетельствовать. Кто знает, что он видел. Если только не забоится. Как, продержитесь сегодня?
— Наверное.
— Где поесть, знаете?
— В мотеле, наверное.
— Итальянское любите? Загляните в «Джулио».
— Спасибо.
— И вот еще. Хоук спрашивает, как вы распорядитесь. Похороны. Сами знаете.
Сами знаете. Тони Гастингс не знал. Похороны.
— Я сам этим должен заниматься?
— Подумайте, не к спеху.
— Я никого не знаю, кто занимается похоронами.
— Вы можете все здесь сделать, а потом переправить их. Могу вам кого-нибудь посоветовать.
Переправить их.
Он взял такси до «Джулио» и один съел итальянский обед, предварительно выпив. Выпитое напомнило об одиночестве, и обед был хорош, отчего ему стало еще хуже. Он купил журналов, чтобы перемочь вечер, и вернулся в мотель.
Ему позвонила Пола, его сестра. Она плакала.
— Ох, Тони. Какой ужас! — Когда он услышал «какой ужас», то по старой привычке чуть не сказал: «Все не так уж плохо». Осекшись, не сказал ничего. Она пригласила его немедленно приехать и пожить на Кейпе. Он ответил, что сначала должен сделать распоряжения. Распоряжения. Она сказала, что прилетит на похороны. Потом он должен будет вернуться с нею на Кейп. Похороны. Он был ей благодарен. Она спросила, как он собирается возвращаться домой. Он ответил, что поедет, когда ему вернут машину. Похороны.
— Поедешь сейчас? По-твоему, это безопасно?
Он не был в этом уверен. Сказал:
— Я в порядке. Не надо за меня волноваться.
Ей бы не хотелось, чтобы он ехал так далеко один. У нее появилась идея. Она пришлет Мертона, пришлет его завтра, чтобы он составил тебе компанию в дороге. Она бы сама, если бы не что-то там.
Нет, ему не нужен Мертон. Ему никто не нужен. Он в порядке, может ехать сам. Она не должна волноваться.
Ну, если ты уверен, сказала она. Они увидятся на похоронах. Она прилетит, заберет его, и они вместе улетят на Кейп. Похороны. Она пообещала позвонить их брату Алексу в Чикаго и еще кому-то в Цинциннати — сказать кому-то там, кому надо сообщить. Ну, увидимся в четверг, сказала она. Сообщить. Он провел остаток вечера в мотеле за чтением журналов, а когда пришло время спать, уснул.
На следующий день Тони Гастингс забрал машину у полицейского участка. Ее высушили и вычистили. Она была полна воспоминаниями, но ничего. У Бобби Андеса были еще новости.
— Установили причину смерти.
Тони сел, ждал. Бобби Андес смотрел в сторону.
— У вашей жены перелом черепа. Похоже, ее ударили молотком или бейсбольной битой. Всего один или два раза. Вашей дочери тяжелее пришлось. Ее удавили. Задушили.
Он подождал, пока Тони осмыслит сказанное, это было еще не все.
— Также у нее сломана рука.
— То есть была борьба?
— Похоже на то.
Он смотрел на Тони.
— Еще кое-что, — сказал он. Тони ждал. — Их изнасиловали. — Он подал это, как самое страшное, однако Тони не удивился. И все-таки удивился.