Теперь он думал: я это видел. Я знаю, что там, за стенами Трои. Потрясенный утратой, Тони Гастингс понимал, как важно оставаться цивилизованным — за глазными яблоками у него бомба, которая взорвется, если он не будет осторожен. Ее следует обезвредить бережными ритуальными действиями. Важно помнить, кто он, Тони Гастингс, профессор, живет там-то, сын таких-то, отец такой-то. Повторять свое имя, идя в темноте по дороге. Группировать слова, выстраивая мысль. Осторожно бриться вокруг усов. Готовиться к тому, что придется почувствовать.
В мотеле он читал журналы, потому что было важно поддерживать умственную деятельность. Он не давал воли слезам, потому что было важно владеть лицом. Он не позволил Мертону отвезти его домой, потому что это было важно. Было важно признавать важность вещей, потому что теперь он знал, что все важное — важно, нет ничего важнее важности.
Утром, пока готовили его машину, он позвонил в похоронное бюро Фрэзера и Стовера, которое посоветовал ему Бобби Андес. Он сказал:
— Это Тони Гастингс. Не знаю, говорили ли вам обо мне полицейские.
Этому человеку не говорили. У него был голос певца, добрый и неудивленный. Он сказал:
— Я так понимаю, что вы не хотите кремации?
— Я об этом не думал.
Неправда. Тони вспомнил, что год или два назад Лора сказала: я думаю, нас всех кремируют, когда нас не станет, а Хелен воспротивилась: меня не кремируйте, бога ради. Поэтому он сказал:
— Моя дочь боялась кремации.
— Понимаю, — сказал человек. — Мы подготовим тела и отправим их в Цинциннати, чтобы там занялись церемонией. Кому нам их отправить?
Тони понятия не имел. Где проводить похороны, он тоже не знал. В церковь они не ходили, и он не знал, что делать.
— Не беспокойтесь, — сказал человек. — Мы все устроим, постепенно. В конце концов все уладится.
После «Фрэзера и Стовера» Тони Гастингс позвонил по межгороду Джеку Хэрримэну, который составлял завещание Лоры. Оно было таким же, как у него, каждый оставлял все другому. Для адвоката тут большого интереса не было — платья и обувь, кастрюли и кухонные ножи, краски, холсты, мольберт. Он отразил Хэрримэновы соболезнования:
— Я просто хочу понять, что делать. Заколачивать ли дом.
В чемодане все было сырое, и он разложил одежду сушиться на свободной второй постели в номере. На следующее утро он рано позавтракал и заплатил по счету. Ему показалось странным уезжать, никому ничего не сказав, поэтому он позвонил в полицейский участок и попрощался с Бобби Андесом.
Машина была на ходу, и водить он не разучился. Он направился к шоссе, остро ощущая, что он в машине один. С набрякшими сумками Лоры и Хелен, как будто с телами, в багажнике. Резкая боль: он бросает их, бегство. Это не так, они последуют за ним — на самолете или в грузовике, он не знал как. День собирался быть жарким, небо белое, лесистые кряжи и поля в долинах смазаны, бесплотны, бледны и отуманены. Он вел быстро, но внимательно. Он сказал себе: я переживаю необычайный стресс. Соответственно, я должен быть внимательным к своему вниманию и вести осторожно, и он вел осторожно.
К злому шоссе вернулась невинность. Теперь это была широкая белая дорога, полная грузовиков и обгонявших друг друга легковых. Он не пытался заметить место на другой стороне, где их остановили, и скоро оно осталось позади. Он смотрел на других водителей. Семьи, пары, одиночки, разъездные агенты. Он сказал: езда по шоссе не будет для меня травмой. То, что со мною произошло, — это исключительный случай, один на миллион. Эти водители в основном обычные люди, и, если мне придется остановиться и ждать помощи, мне ничего не будет угрожать. Я не боюсь обгоняющих меня машин, потому что знаю — они просто едут быстрее, чем я, точно так же, как я сам еду быстрее, чем кто-то другой.
Он не позволял налетам смятенной мысли отвлекать его внимание. Пустота в машине — они же здесь проезжали всего три дня назад. Он спустился с лесистых гор на плоские земли Огайо, небо по-прежнему было бело, и в густом воздухе млели далекие моля. Он исправно останавливался выпить кофе, заправиться, поесть, следя, чтобы не остановиться там, где они останавливались раньше.
Его ум работал. На высоковольтных башнях, строем идущих по полю к дымному горизонту, он увидел оттиск ночного поворота с бородатым мужчиной по имени Лу, увидел свою машину у дороги, а Лу сказал ему ехать, не твоя это, у твоей машины четыре двери, и он знал по отпечатку Лориного пальца на столбике кровати, что они с Хелен были тогда там, в трейлере среди деревьев с тусклым светом в окошке, в присутствии двух мужчин, которых звали Рэй и Турок.