— Вы уверены?
— Да, — сказал он.
Бобби Андес повел его обедать. Он ликовал.
— Умница, — сказал он. — Теперь он попался.
Не нарадуется. Он все кашлял и кашлял.
— Мы предъявим ему обвинение в убийстве.
— У вас хватает доказательств?
— У нас есть вы, и у нас есть отпечатки. Мы проверим образцы волос.
Он прошелся по делу.
— Этот Лу, это его отпечатки в трейлере и на машине. Я поэтому хотел, чтобы вы на него посмотрели.
— Значит, он вернулся в трейлер после того, как меня оставил.
— Получается так. Наверно, он вернулся и сказал, где вас оставил, и поэтому они вернулись туда с телами.
— За мною.
— Готов поспорить, что ваш друг Рэй был третий в нашем ограблении.
— Который убежал?
— Описанию он соответствует.
— Что теперь?
— Мы заведем дело на Лу. Вам придется опять прилететь, готовы? А я тем временем найду Рэя.
Следующим утром Тони Гастингс вернулся домой с зыбкой радостью — лицо Лу, в которое, думал он, ему хотелось плюнуть, глядело на него испуганными глазами.
6
Похоже, будем ловить злодеев, говорит Сьюзен, и третья часть знаменует начало. Мы убили Турка, поймали Лу и идем за Рэем. Преступление ядовитым облаком нависает над этой историей. Его нужно смыть, а это, убеждена Сьюзен, не получится без розыска виновных. Замешательство Лу делает лишь очевиднее необходимость взять Рэя.
В то же время происходит что-то чудное. Эта легкомысленная полицейская линейка. Опознание Тони Гастингсом Турка в морге. Зачем Эдварду эти намеки на негодяйство? Чтобы осложнить простое противопоставление плохого Рэя невинному Тони? Ей от этого беспокойно, и она не знает, удастся ли ей сохранить нужный настрой.
Беспокойно ей и от того, в какой манере Тони отдает дань памяти жене и дочери, — вычурнее обыкновенного из-за сжатых фраз и разрозненных, причудливо подобранных деталей. Беспокойство переходит на Арнольда. Она думает: если бы он стал ее так расхваливать, то какие бы причудливые детали превознес? А Эдвард? Она вспоминает лодку в заводи, когда он был подавлен. Он сказал: меня предадут забвению. Никто никогда не узнает, как я видел и думал. Она сказала: а я уже предана забвению. Моих видений и мыслей тоже никто не знает. Он сказал: ты не писатель. Для тебя это не так важно.
Он сказал Франческе Гутон за ланчем:
— С двумя разобрались. Одного я опознал, а второго убили.
Она спросила:
— Ты рад?
— Еще как.
— Одного убили. Ты этому рад?
— Да.
— Что ты хочешь, чтобы они сделали с тем, которого поймали?
— Лу? Я хочу, чтобы свершилось правосудие.
— Как ты это себе в данном случае представляешь?
Тони Гастингс не был готов к этому вопросу.
— Смерть? Он должен получить смертный приговор?
Он понял, что это вопрос политический. Он всегда избегал беседовать с Франческой о политике из-за ее безумного правого крена. Он сказал:
— Лу — не главное. Худший из них еще на свободе.
— Ну а он должен получить смертный приговор?
Он подумал, что если бы Франческа узнала его мысли, то могла бы решить, что он изменил своим принципам и больше не против смертной казни. Он признался:
— Я не знаю, какого наказания для них хочу.
Она спросила:
— Но ты ведь хочешь, чтобы они мучились, правда?
От мысли об этом он прикусил губу, как в детстве. Сказал:
— Я хочу, чтобы они получили то, что сделали мне.
— Чтобы их жен и дочерей убили.
— Нет, этого я не хочу.
— Их самих нужно убить.
— Наверно.
— Как Турка. Ты доволен тем, как убили Турка?
— Турок тут не главный. Он делал как Рэй.
— Ты не ответил на вопрос.
— Я не знаю. Его убили при попытке ограбления.
— То есть он получил по заслугам, и ты доволен.
— Пожалуй, нет. Это не было наказание. Он не знал, за что его наказывают.
— А ты бы хотел, чтобы он знал?
— Я бы хотел, чтобы они знали, что сделали. Я бы хотел, чтобы они увидели, что это на самом деле такое — то, что они сделали.
— Они знают, что они сделали, Тони.
— Они не знают, что это значит.
— А может, знают. Им просто все равно.
— Я бы хотел, чтобы им стало не все равно.
— Чтобы раскаялись? Сказали, что сожалеют?
— Я бы хотел, чтобы они на самом деле знали, какую ужасную сделали вещь.