— Пока что мы просто катаемся. Зачем тебе адвокат, если ты ничего не сделал?
— Вот именно, я ничего не сделал.
— Дам я тебе адвоката, когда приедем в Грант-Сентер.
— Ты сказал, мы не едем в Грант-Сентер.
— Передумал. Раз уж ты о правах задумался.
Жалость к человеку, который снес его машину с дороги, затащил Лору и Хелен в трейлер, вогнал ей в голову молоток, но теперь просто тупой урод, вчистую проигравший в кошки-мышки. Тони Гастингс пытался возродить свою злость, разбудить в себе зверя.
— Да ладно, слушай, не надо меня в Грант-Сентер везти. Я ведь отвечаю на твои вопросы, нет разве?
— Ну не знаю. Я, кажется, сколько об этом ограблении знал, столько и знаю.
— Прям тайна, а?
— Ну, если честно, Рэй, я не думаю, что это такая уж великая тайна. Не, мне более-менее все понятно. Вот что. Я тебя еще кое о чем хочу спросить. Ты узнаешь эту машину?
— Какую?
— Эту. В которой мы сейчас едем.
Тони Гастингс почувствовал холодок в ребрах: пора принять неприглядную ответственность за то, что этот человек здесь оказался. Или это какое-то кошачье злорадство от того, что сейчас дойдет до дела. Возможно, то и другое.
— Эту машину? С чего я должен узнавать эту машину?
— Не знакома она тебе? Ни о чем не напоминает? Ни к чему тебя не может привезти?
— Не-ет, слушай, с чего бы? Она, может, меня и везет, но чтоб я знал, куда.
Шутка. Думай, гад, сказал Тони. Нет состраданию.
— Не водил ее никогда?
— Чего? Это моя была? Никогда у меня такой машины не было. — Он определенно не помнил.
— А водителя?
— Что?
— Парня за рулем, моего друга Тони. Ты его помнишь?
— Я его не вижу. Пускай повернется.
— Остановите машину, Тони.
Тони Гастингс сбавил скорость и остановился на гравийной обочине длинной прямой дороги. Он чувствовал тяжкие глухие удары сердца вкупе с потрясающим сладострастным испугом и еще разное. Предстояло испытание — он успел забыть, как это будет страшно.
— Повернитесь, пусть он на вас посмотрит.
Ревущий грузовик качнул их машину валом ветра. Тони повернулся. Мужчина в белой бейсбольной форме с «Шевроле» на груди, лицо под клювом кепки. Устремленные на него глаза, маленький рот с зубами на вырост. Все, как он помнил, но не точно так.
— Кто это такой? — спросил Рэй.
— Ты его не помнишь?
— Не скажу, чтоб помнил.
Он жевал — чуть заметно двигалась челюсть, — уставив на Тони опасливый, неузнающий взгляд. Тони видел все — выкат его глаз, красные бисеринки в их уголках, красные прожилки на белках и нос, ноздри, волосы в ноздрях, кривизну двух передних зубов, один выпяченный, сколотый, — глядел на него, ждал.
— Вы его помните, Тони?
— Да.
— Освежите ему память.
— Я тебя помню, — сказал Тони.
— Скажите ему, где все было.
— Прошлым летом, на федеральной трассе, у выезда с Бэр-Вэлли.
Глаза Рэя смотрят на него, пристально, выжидающе.
— Скажите ему, что про него помните.
Тони глядел на глаза Рэя и не знал, сможет ли он это сказать. Он попробовал.
— Ты убил мою жену и дочь. — Он слышал, как подрагивает его голос, словно он врал.
Он увидел, как большие глаза мужчины чуть расширились, жевание унялось, других перемен не было.
— Ты с ума сошел. Я никогда никого не убивал.
— Расскажите ему, как все было.
— Ты и твои дружки на шоссе. Вы столкнули нас с дороги. — В голосе Тони звучный скрежет, дрожь от принуждения говорить.
— Скажите ему, кто были его дружки.
— Лу и Турок.
— Помнишь это, Рэй? Помнишь, как валяли дурака на шоссе, гоняли на слабо с другими машинами?
Голос у Рэя очень мягкий.
— Ты с ума сошел.
— Вы заставили нас остановиться, и у нас было спущено колесо. Лу и Турок его починили. Потом ты и Турок сели в мою машину к моей жене и дочери и загнали меня в вашу к Лу.
— Потом что, Тони?
— Лу завез меня в лес и вытурил. Мне пришлось оттуда выбираться.
Он думал: этот человек наслаждался, унижая меня, и не наслаждается ли он снова под своей наглухо закупоренной маской, слушая мою исповедь?
Его голос стал тверже, он утверждал, превращал унижение в отмщение.
— Потом вы вернулись в лес на моей машине. Ты позвал меня, пытался заманить в ловушку. Вы поехали туда, где Лу меня оставил. Затем, когда вы выехали на дорогу, вы пытались меня сбить.
— Зачем вы туда возвращались, Рэй?