Когда они вышли из дома, мимо медленно ехала машина.
— Боже, — сказала она, — это он.
Машина проехала.
— Почему он не остановился? — спросила она.
Он вспомнил лес.
— Он посмотрел прямо на меня.
— Я не хочу, чтобы у тебя были из-за меня неприятности.
— Пожалуйста, не волнуйся. Это не твоя забота.
В машине она сказала:
— Я с ним завтра объяснюсь. Что-нибудь придумаю.
Он подумал: помеха ли это? Хочу ли я нести ответственность за разрыв между Луизой Джермейн и ее любовником? Знаю ли я, какую должен занять гражданскую позицию?
Луиза Джермейн вошла в его дом глубокой ночью. Он включил свет. Она радостно огляделась.
— Я всегда хотела сюда прийти. Еще до того, как твоя жена погибла.
Она стояла посреди Лориной комнаты, смотрела на Лорины картины, на пианино, книжные полки, диван, кресло, кофейный столик. Надругалась над Лорой, потому что была не ею. Она не была ни его жена, ни его дочь, он едва ее знал — и тем не менее хотел прижать к себе как близкого человека, как члена семьи. От этого парадокса его голова пошла крутом.
Она сказала:
— Я хочу, чтобы ты мне все показал.
— Сейчас?
Она засмеялась, встала к нему вплотную и сказала:
— До завтра терпит.
Потом — собственно поцелуй, первый, уже глубокий, эта юная особа когда-то представлялась ему робкой, но она знала о таком целовании все и, вероятно, лучше, чем он. Она прижалась к нему животом и лобком, посмотрела на него, закинув голову, и спросила:
— Где будут увеселения?
— Наверху?
— В хозяйской спальне? Отлично, пойдем.
Он почувствовал легкое раздражение. Они пошли наверх. У двери он включил свет и остановился. Призрак Лоры. Тони удивился, так как думал, что она сняла запрет, но она была в комнате, которую пока не готова была оставить. Он заглянул в комнату Хелен, куда вход тоже был заказан, и потом в прохладную нейтральную гостиную.
— Пойдем сюда.
Увеселения. Она скрестила руки и стянула футболку, они разделись, все время глядя друг на друга, она уже не прятала победоносной улыбки. Она была худая, между ляжками лежала тень от бедер. Она тронула его член — девочка, которая была его аспиранткой.
Приглушенные смешки, воркотание, утыкание, щекотание. Ее тело было знакомо ему так, будто он знал ее всю жизнь. Туда можно, я хочу. Я даже не мечтала, что у меня с тобою это будет. Не торопить события — но время набухало, налилось и не могло ждать, и он поместился над Луизой Джермейн, по-маневрировал, ища ее, и оказался там. Он подумал: как хорошо вернуться.
В своей собственной гостиной, пока она ерзала на нем, он понял, что от двери кто-то смотрит. Отвергнутый Джек Биллингс. Церемония вступила в фазу неистовства, стрелка датчика зашкаливала. Это был не Джек Биллингс, это был кто-то на другой постели. Изменился цвет, снег загорелся закатом, одинокий лыжник оторвался, понесся с горы по пламенеющему снегу и рухнул вниз, в позднюю серую тень. На другой постели кого-то насиловал повернувшийся спиной человек, которого Бобби Андес бил по спине палкой. Тогда Тони Гастингс, хотя и добывал последнее обильное золото из Луизу Джермейн, почувствовал, что раздваивается: дух его отделяется от содрогающегося тела, чтобы сдернуть насильника с другой постели, но, будучи духом, не может его коснуться.
В комнате было тихо, как было на похоронах. Она гладила его по затылку. Людей не было слышно, может быть, они ушли. Он посмотрел на другую постель и обнаружил, что другой постели нет. Была Луиза Джермейн, милая и уязвимая, она смутно улыбалась, как только что разбуженный ребенок, и он, с облегчением от того, что она жива, испытал к ней нежность. Он был смущен случившимся между ними насилием и потрясен тем, что не увидел другой постели. Из этого, видимо, следовало, что две постели были одной, и в таком случае человеком, насиловавшим женщину, был он сам и его пытались остановись, а его дух, пытавшийся вмешаться, был всего лишь духом.
Он был разочарован: да, он знал — вообще ему с Луизой Джермейн хорошо, но вообще ему нехорошо, потому что дело еще не закрыто. Он спросил:
— Ты останешься?
— Я думала, это уже решено.
Среди ночи он захотел разбудить ее и сказать: слушай, а помнишь, как она соблазнила его в черничном поле за домом в Мэне? Когда Хелен каталась на велосипеде с другом, они с Лорой пошли туда с корзинками. На ней были шорты и легчайшая рубашка, теплый летний день, ни ветерка, он услышал за спиной ее смешок, обернулся и увидел, что ее рубашка расстегнута, а руки зацеплены за пояс шортов и тянут их вниз.