Тонька Лизину лекцию прослушал с вниманием и интересом, но от своей главной задачи не отвлекся и принялся расставлять в комнате ловушки на микробов.
На следующей неделе в среду Антон появился в лаборатории вместе с Леопольдом Яновичем и стал с нетерпением ждать, когда явится Елизавета и откроет термостат.
Лиза явилась с опозданием, а потом вышла в коридор и целую вечность, как показалось Тоньке, разговаривала по мобильнику.
— Лиз, пожалуйста, ну давай посмотрим, что у меня выросло, — упрашивал ее Антон.
— Назойливость твоя выросла! Вот что! На, собирай свой урожай! — наконец сказала Елизавета, протягивая ему теплые чашки.
Тонька, задержав дыхание, стал смотреть через прозрачную крышку. На студне там и тут виднелись какие- то полупрозрачные бесцветные и желтоватые капельки. А на одной! На одной чашке виднелась красная точечка, кружочек маленький. Как капелька крови.
— Лиза, это что такое?
— Откуда я знаю? Палка какая- то или кокк. Надо под микроскопом посмотреть.
— Давай посмотрим.
— Сейчас не могу. Может быть завтра. Только учти, колония такая маленькая, что вся на петле останется.
— На петле?!
— Ну, грибы мы снимали с агара проволочным крючком, у них колонии плотные. А здесь видишь слизь какая- то. Она проволочной петелькой снимается. Между прочим, раньше Кохи* всякие и Мечниковы* имели «петли» из платины, самого драгоценного металла. А мы теперь — из нихрома. Такие проволочки тоже быстро и раскаляются, и остывают. Но сережки из них не сделаешь.
Тонька подождал, когда у Леопольда Яновича появится свободная минута, и показал ему маленькую красную точку.
— Ну, — сказал Короткевич, рассматривая маленькую колонию на чашке. — Думаю, что это Bacterium prodigiosum. Чем же она тебе понравилась больше других? Цветом?
Тонька кивнул.
— Если это та бактерия, которую я упомянул, то она еще называется «чудесной палочкой». А во времена инквизиции, когда такие колонии разрастались и покрывали красным, как кровь, налетом хлебцы, которыми причащались католики, то их называли «чудесной кровью». «Кровь» эту под микроскоп ведь никто не рассматривал и не догадывался, что это обыкновенный хромогенный (окрашенный) микроорганизм. Об инквизиции слыхал?
Тонька молча опустил глаза.
— Ну, когда ведьм на костре сжигают! — вмешалась Елизавета. — «Принц и нищий» смотрел?
— Которые чулки снимали и буря началась? Этих ведьм?
— Вот- вот, — улыбнулся Леопольд Янович. — Спасибо Лиза. У тебя прямо призвание с детьми объясняться. Талант, можно сказать.
— Какое призвание! Мне же просто деваться некуда! Дома Маруська- злыдня со своими подружками. Здесь — этот «Левенгук»!
— Так это же хорошо. Появятся свои дети, а у тебя уже будет некий педагогический опыт.
Курочкина только хмыкнула насмешливо. А Леопольд Янович принялся рассказывать Антону, что, если облатки в церкви или хлеб у кого- то из прихожан покрывается «чудесной кровью», то действительно искали «пособников дьявола» и невинных людей сжигали на кострах.
— Средневековье в Европе — страшное время. Ведьмами могли признать и казнить даже семилетних девочек. Ты помнишь, мы говорили о Галилео Галилее, который самостоятельно изготовил микроскоп и разглядывал в него насекомых. Так вот, главным в его жизни было не это. Галилей открыл гелиоцентрический закон. Доказал, что Земля движется вокруг Солнца. Это было страшным оскорблением церкви того времени. Ведь, согласно Святому Писанию, все было наоборот. И Галилео заточили в темницу. Чтобы не погибнуть на костре, ему пришлось на коленях произносить отречение от своего открытия перед судом. А его внук, монах, сжег все рукописи гениального деда. Но вот с учениками Галилею повезло. Они остались ему верны. Кстати, среди них был Торичелли, который изобрел барометр.
А колонию твою, Антон, мы сохраним. Перенесем на агаровую среду в пробирке. Я тебе помогу.
Тонькина «чудесная палочка» была перенесена в пробирку и через сутки поверхность агаровой среды покрылась ярко- красным налетом. А мальчик не пришел. И на следующий день его не было. И так до конца недели.
Леопольд Янович, неожиданно для себя, почувствовал, что некоторое неудобство, которое он испытывал от присутствия странного мальчика, сменилось у него беспокойством по поводу его исчезновения.
Курочкина, тяжело вздыхая, опять искала себе сопровождение, когда спускалась в сумрачный подвал.
И только Иван Климович был абсолютно спокоен.
— Послушайте, Иван Климович, — не выдержав, обратился к коллеге Короткевич. — Вы, я помню, что- то там выясняли у охранников об Антоне. Может потрУдитесь, расспрОсите их опять. С кем- то же он приходил.