5.2. Жаба является второй, дополняющей Свинью, эгоистической фигурой. Как Свинья бесконечно капризна и истерична, так Жаба бесконечно скаредна, маниакально скупа и скопидомна. Если Свинья вообще не думает об окружающем мире, а также о будущем, то Жаба только об этом и думает. Если для Свиньи главным словом было, есть и будет "хочу!!!", то для Жабы столь же значимо гораздо более веское для неё "... жалко!!!" Настоящая Свинья готова лишиться всего (когда-нибудь потом) ради сиюминутного удовольствия, - а когда придёт Пиздец, она будет горько и очень искренне визжать, но за собой никакой вины притом не чувствуя. Жаба не такова - ей жалко потратить хоть что-нибудь из уже имеющегося даже на нужное дело, поскольку лучше синица в руках, чем журавль в небе и лишний геморрой в жопе. Когда же приходит Пиздец, Жаба предаётся самоедству за то, что не предусмотрела всего и соответствующим образом не подготовилась к приходу дорогого гостя. Впрочем, когда он запаздывает, Жаба тоже начинает себя чувствовать неуютно, поскольку смысл всей её деятельности как-то обесценивается.
И Свинья, и Жаба полностью солидарны в том, что касается игнорирования целей и интересов других людей, хотя и по разным причинам: Свинья их просто не видит - и даже, кажется, не подозревает об их существовании, Жаба же вообще склонна игнорировать какие бы то ни было цели и интересы, прежде всего своего хозяина, и уж тем более людей посторонних. "Мало ли кому чего хочется!" - это ее credo и "Отче наш". К сожалению, презрительное отношение распространяется не только на повизгивания Свиньи, но и на любые цели и намерения вообще. "Тебе что, больше всех надо?" - это чаще всего говорит Жаба, добавляя к тому ещё что-нибудь насчёт хаты с краю. Все развитые теории эгоизма создала именно Жаба. Свинья в этом отношении импрессионистка, дитя минуты, случайными мазками творящая на жизненном полотне картину живого свинства, всегда гениально незавершённую. Жаба же высиживает (кстати, если рассматривать Жабу и Свинью с анально-фрейдистской точки зрения, то Свинья больше ассоциируется с непрерывным поносом, а Жаба - с перманентным запором) целую концепцию жизни и уж от неё старается не отступать. Интересно, что при всём том Жаба изводит хозяина не меньше, чем Свинья. Если последняя постоянно (хотя, видит Бог, нечаянно!) подставляет хозяина под действительные беды, то Жаба заставляет его страдать от воображаемых. Человек, которого задавила Жаба, может не спать ночь, мучительно размышляя, выгодно ли он купил доллары, или же следовало приобрести швейцарские кроны, или - если уж такие проблемы носителю Жабы не по карману - как бы сэкономить последние три сотни, чтобы дотянуть до пятницы. Это не значит, что таких проблем у данного человека вообще не существует - но Жаба их раздувает до уровня космических, а если их действительно нет - изобретает, благо это нетрудно: в конце концов, можно озаботиться роскошным надгробием из розового порфира. Или счастьем будущих внуков - но, как правило, не детей, и вообще никого из ближних.
Жаба склонна переоценивать то, что человек имеет - и сокрушаться по поводу того, насколько мало он этого имеет. Когда надо что-нибудь отдать, Жаба раздувается и тем самым раздувает ценность отдаваемой вещи (денег, услуг, информации, прошлогоднего снега). Когда же человек начинает себя сравнивать с другими, Жаба горестно сжимается, преуменьшая всё, что у человека есть в кармане и за душой. У других всегда всего больше, пироги пышнее, и вообще всего вдоволь.
Если свиной эгоизм вообще никак не связан с понятиям справедливости (Свинья этаких слов и не слыхивала), то Жаба обосновывает свой эгоизм именно идеей кошмарной несправедливости, из-за которой у всех густо, а у неё одной пусто.
Геморрою от Жабы очень много, поскольку Жаба всегда в тревоге - потому что смертельно боится чего-нибудь потерять, упустить или прогадать. Тревога и забота - это её нормальное самочувствие.
Резюмируя, можно сказать так: путь Свиньи - получить желаемое сейчас, несмотря ни на что, а путь Жабы - не отдавать имеемое, опять-таки несмотря ни на что.
Жаба безмерно презирает Свинью, та же платит ей бешеной злобой. Тем не менее они нуждаются друг в друге, дабы человек, по какой-то причине разочаровавшийся в одной из фигур, не обратился бы к уму, а бросился бы в объятья к другой фигуре. Особенно эффективным является раздел интересов, когда Жаба захватывает себе одну область жизни, а Свинья - другую. Таким способом мыслят настоящие, полные, совершенные мерзавцы. При таком раскладе Жаба, как правило, идёт в услужение Свинье, как работящая ворчливая служанка - к капризной барыне. Служанка-Жаба, конечно, барыню в глубине души презирает, но держит рот на замке. Барыня-Свинья же служанку терпит, потому что от неё на самом деле сильно зависит.
6. Вторая пара: Змей - Буревестник
6.1. Я долго колебался, как точнее определить соратника (и супротивника) Змея. Было совершенно очевидно, что это некая гордая птица, воспетая великим романтиком революции М. Горьким. Сам Горький, впрочем, тоже колебался в этом вопросе. Вначале он создал философский диалог "Песнь о Соколе", где талантливо изобразил брань Сокола со Змеем (совершенно независимо от Подводного Горький определил глумливого духа как Змея, что доказывает архетипичность образа.) Тем не менее более предпочтителен образ Буревестника (Альбатроса), поскольку он ближе к архетипу.
6.2. Начнем, однако, со Змея. Замечательное описание Змея у Подводного можно дополнить только несколькими штрихами - однако они важны и существенны. Змей действительно циник и комик (и, кроме того, клеветник), но не в этом заключается его сущность. Весь его цинизм и глум направлены на одно, а именно на все высокое. Змей не просто рожден ползать во прахе - он всеми силами отрицает, что в мире существует хоть что-то помимо праха. Короче говоря, Змей - материалист во всех смыслах этого слова (от бытового до метафизического).