Пройдя еще километра полтора вдоль берега, они увидели лежащую у самой кромки воды старую заржавленную японскую баржу. На ней сидел, свесив ноги, какой-то парень и грыз яблоко. Забравшись на самый верх баржи, он посматривал на проходивших у его ног солдат и лениво жевал. Как оно попало сюда, это одинокое яблоко из далекого сада? В чудовищной неразберихе накладных и коносаментов, сопровождавших бесчисленное множество всяческих грузов, в этом конгломерате ящиков, бочек, коробок, набитых консервированными, сушеными, сублимированными и вялеными продуктами, каким-то чудом (а может быть, по чьей-то небрежности или халатности) приплыло одинокое красное яблоко за многие тысячи километров, пролежало никем не замеченное где-то в темном трюме и вот добралось сюда, чтобы стать нечаянной радостью этого парня. Солдаты молча шагали у него под ногами и только поглядывали озлобленно, а может быть с завистью, на него и на его яблоко. Если бы он знал их, он мог бы окликнуть кое-кого — капитана Боша и его офицеров, первого сержанта Эдди Уэлша и взводных сержантов Торна, Милли Бека, Чарли Дейла, штаб-сержанта Дона Долла, капрала Уэлда, сержанта Кэрри Арбра, рядовых Трейна, Крауна, Тиллса или Мацци. А может, еще кого-нибудь. Да только он никого из них не знал, все они были для него совершенно чужими.
Уэлш, шагавший за крепко сбитым, кругленьким капитаном Бошем, плевать хотел на это яблоко. У него были две заветные фляги, полные джина, и это сейчас было его главным имуществом, которым он больше всего дорожил, его Собственностью. В голове в ритме припева или как подсчет при маршировке пели и постукивали в такт вечные и незабываемые слова: Собственность! Собственность!
Все ради Собственности! Это слово он произнес впервые когда-то давным-давно, прибыв на этот остров, и не расставался с ним никогда. И этот остров, думал он, тоже ведь собственность. Чье-то имущество. Он тоже начал наконец ощущать то чувство фронтового онемения, потери чувствительности, что накатывается перед боем или когда бой уже начался. Оно пришло к нему у деревни Була-Була, и теперь он надеялся, что, если такие бои еще повторятся, может быть, это ощущение останется с ним навсегда, станет неотъемлемой частью его бытия. Вот здорово было бы всегда ощущать в груди эту блаженную немоту и пустоту, будто нет у тебя тела, нет ничего! Только бы это, и больше ему ничего не надо.
Впереди у уреза воды покачивались на слабой волне легкие десантные баржи, ожидавшие их, чтобы доставить на транспорт. Отделение за отделением они погрузились на баржи и двинулись к маячившим на рейде огромным транспортам. Настанет день, и один из плывущих на барже напишет обо всем этом книгу. Да только вот, пожалуй, никто из них не поверит, что все было именно так. Только потому, что совершенно забудет все, что было…