— Интересно, куда его ранило, — сказал кто-то виноватым голосом.
Один из солдат молча нагнулся и поднял рубашку двумя пальцами, словно боялся заразиться от нее какой-нибудь страшной болезнью.
— Вот, — сказал он и просительно посмотрел на соседа.
Они растянули рубашку и стали переворачивать с одной стороны на другую, странно напоминая продавщиц из магазина готового платья, показывающих новую модель покупателям. Вдруг из группы раздался высокий, сдержанный истерический смешок:
— Вот наша новая модель на весну сорок третьего года. Годится для любой фигуры. Не хотите ли примерить, подходит ли вам размер?
Никто не откликнулся на эту выходку. Шутник умолк. Два солдата еще несколько раз перевернули рубашку туда-сюда, остальные молча смотрели.
Как и многие рубашки, которые они здесь видели, она была без рукавов. Однако не совсем без рукавов, как другие. Рукава были отрезаны выше локтя, затем тщательно исполосованы до плечевого шва очень острым ножом или лезвием для бритья, так что получилось нечто похожее на старомодную бахрому из оленьей кожи, какую носят обитатели прерий.
Вид рубашки вызвал у Большого Куина странное болезненное чувство — чувство необычной ностальгии. Он вспомнил куртку из оленьей кожи, которую носил, когда два года был работником на ранчо. Типичное пристрастие американцев к ковбойской бахроме. Куин понимал этого неизвестного солдата. Потешная мальчишеская причуда, и Куину она была близка. Но талисман не помог, не защитил солдата. Это было ясно.
Судя по отверстию на рубашке, пуля вошла в грудь повыше соска, видимо, ударилась в кость, изменила направление книзу и вышла боковой стороной ниже левой лопатки. Вокруг аккуратного входного отверстия было не много крови. Больше всего крови было на спине. Любителю бахромы очень не повезло. Если бы пуля отклонилась кверху, она могла бы не задеть легкое. Но она прорвалась вниз и вышла через середину легкого плашмя, а не острием, тем самым еще больше повредив ткани.
Белл, выглянув между головами двух стоявших впереди солдат, вдруг зажмурил глаза, словно его ударила в лицо морская волна во время купания. Неожиданно он обнаружил, что упорно смотрит на рубашку и, словно в галлюцинации, видит ужасный двойной образ. Он стоит во весь рост в простреленной, пропитанной кровью рубашке, и он же лежит на земле, пронзенный пулей и истекающий кровью, содрав и отбросив в сторону рубашку, а где-то в недосягаемой для глаз вышине видит неясный, причудливый облик своей жены Марти: ее голова и плечи выступают на мрачном фоне листвы деревьев, она горестно смотрит вниз на два его образа. Белл несколько раз поморгал, но видение не исчезло. «О, как мне жаль! — услышал он явственно ее голос, бесконечно, беспредельно печальный. — Мне так жаль. Так жаль тебя». Это было сказано со всей присущей Марти жизненной силой. Ему отчаянно хотелось закричать: «Уходи! Ведь это неправда! Уходи! Не превращай это в правду! Не смотри на меня!» Но он не мог больше даже моргать, не то что кричать. «О, мне так жаль, — печально говорила она, — мне по-настоящему, искренне жаль». Образ Марти медленно таял в сумраке угрюмых джунглей. В ужасе, боясь увидеть что-то страшное, Белл неистово заморгал глазами. Может быть, дело в том, что сегодня он опять увидел джунгли, спустя столько времени после службы на Филиппинах?.. Два солдата еще держали в руках рубашку, смертную рубашку, и никто пока не произнес ни слова.
— Ну, так что же с ней делать? — спросил солдат, который первым ее подобрал.
Будто освобожденный от ответственности этими первыми словами, произнесенными в полной тишине, второй солдат сразу отпустил рубашку и отступил назад. Та половина влажной, грязной рубашки, которую он держал, тяжело упала к первому солдату. Тот вытянул руку, чтобы рубашка его не касалась, но продолжал ее держать.
— Мне кажется, не совсем правильно… — начал он и осекся.
— Что значит «не совсем правильно»? — спросил Куин неожиданно сердитым, почти необычно визгливым голосом. — Что тебе кажется неправильным?
Никто не ответил.
— Ведь это только рубашка, а не парень, который был в ней. Что вы хотите? Отнести ее в роту? А что там делать с ней? Похоронить? Или отдать Сторму на тряпки для чистки котлов? — Для Куина это была довольно длинная речь. Однако он, по крайней мере, вновь обрел контроль над своим голосом. Опять никто не ответил. — Оставь ее там, где нашел, — властно сказал Куин.
Не говоря ни слова, солдат повернулся и швырнул рубашку на прежнее место между корнями.