Выбрать главу

Белл числился во втором отделении второго взвода, которым командовал молодой сержант Маккрон, по прозвищу Наседка. Маккрон был молодцом, когда дело касалось заботы о своих подчиненных, но почти совсем не разбирался в тактике, и это его не очень беспокоило. Белл обратился к своему взводному — сержанту Кекку, кадровому военнослужащему, сержанту этого взвода с 1940 года, но и от него почти ничего не узнал. Кекк только раздраженно ухмыльнулся и сказал, что сегодня второй батальон атакует высоту 209 под названием «Слон» в таком-то месте, что за ней есть еще одна высота, называемая высотой 210, которую им самим, вероятно, придется атаковать завтра, если атака второго батальона сегодня не захлебнется. Все это Белл уже знал. Кекк был одним из тех упорных сержантов, которые считают ведение и чтение карт и планирование боя делом офицеров, а сами предпочитают уяснить задачу своего взвода, когда выйдут на местность. Белл оценил его сообщение, но оно нисколько ему не помогло.

Командир второго взвода лейтенант Блейн сидел неподалеку, но с ним Белл никогда не был близок, очевидно, вследствие своего прежнего статуса. Поэтому Беллу не хотелось к нему обращаться. Тут он увидел командира взвода оружия Калпа, сидящего в стороне на пригорке. Калп, простоватый, бесшабашный футболист из студенческой команды, всегда хорошо к нему относился, и Белл решил поговорить с ним.

Калпа самого, по-видимому, немного волновала необычно пустынная дорога и ожидание, и он был рад поболтать. Он сообщил Беллу, что какой-то талантливый молодой штабной офицер (наверное, он получит подполковника за это) придумал поэтическое название «Танцующий слон», и начертил палкой на влажной земле примерную схему, изображающую контуры «Слона». Когда они исчерпали эту тему, потому что запутались в ней, Белл вернулся в свое отделение, обдумывая обстановку. Он решил, что при захвате «Слона» будут по крайней мере две неприятные задачи. На разговоры и размышления ушло двадцать минут. Белл уселся со своим отделением и стал думать о Марти, представляя, что она сейчас делает. И вдруг его охватило непреодолимое желание — желание схватить ее и раздеть, потом лечь рядом — желание настолько сильное, что голова стала гореть как в лихорадке и кровь бросилась в лицо. Он никак не мог отогнать от себя этот образ, и тут его вдруг зазнобило. Белл сразу понял, что это означает. Приступ озноба был десятым за три дня. Но малярия не считалась болезнью, требующей госпитализации, за исключением самых крайних случаев, и Белл был не единственным из солдат с начинающейся малярией.

Наконец за изгибом все еще пустынной дороги возникла одинокая фигура. В том месте, где сидели солдаты третьей роты, дорога слегка поднималась кверху, к лежащему впереди изгибу. Там она резко спускалась вниз и поворачивала вправо. Человек, тяжело дыша, с трудом поднимался вверх около изгиба, на мгновение остановился на ровном месте перевести дыхание, потом остановился еще раз, увидев их. Сделав несколько глубоких вдохов, человек направился к ним быстрым шагом, крича на ходу:

— Куда вы запропастились, ребята? Я обшарил все вокруг, пока вас искал. Что вы тут околачиваетесь? Вам надо быть на том берегу реки, а не здесь! Что случилось?

— Становись! — резко скомандовал роте Стейн. — Становись, ребята!

Новый проводник еще попричитал немного, а когда рота построилась, повел ее вперед.

— Честное слово, сэр, я искал вас повсюду. Вы должны были находиться на другом берегу реки. Так мне сказали.

— Мы были именно там, где нас оставил другой проводник, и он сказал, что мы должны здесь дожидаться, — ответил Стейн.

Все многочисленные предметы его снаряжения, болтающиеся на разных ремнях, мешали идти: они сталкивались между собой и ударяли по телу.

— Значит, он, наверное, ошибся, — сказал новый проводник.

— Он был совершенно уверен, что точно передал нам распоряжение, — возразил Стейн.

— Значит, кто-то там, наверху, дал ему неправильное распоряжение. Или мне неправильно сказали. — Проводник задумался. — Но я знаю, что прав, потому что весь батальон уже там.

Это было не очень-то благоприятное начало. Но Стейна еще больше беспокоили некоторые другие вопросы. Он помедлил секунд пятнадцать, прежде чем заговорил: