Внизу, в сухой узкой лощине солдаты третьей роты, разинув рты, следили за боем. Долл чувствовал, как мерно стучит сердце, как его стук отдается в горле. Он откровенно удивлялся, как могут люди заставить себя подвергаться такой опасности, и ужасался тому, что они при этом должны чувствовать. Встретиться лицом к лицу с визжащим япошкой, готовым тебя убить, и столкнуться с ним обнаженными штыками! Вот что выпало на долю седьмой роты там, наверху. Долл знал очень многих солдат из этой роты, не раз выпивал с ними. Но оказаться вытащенным за гребень среди этих лопочущих, преклоняющихся перед императором дикарей?! Его правая рука украдкой искала пистолет. Он решил всегда держать одну пулю для себя. Но те ребята — у них не было времени воспользоваться пистолетом, даже если бы они его имели. Если он будет пользоваться винтовкой или штыком, как он сможет держать наготове пистолет в руке? Никак не сможет. Долл решил, что этот вопрос следует еще обдумать, серьезно обдумать.
Наверху, на склоне, остатки двух взводов залегли и прижались к земле под минометным и пулеметным огнем.
Позади позиций третьей роты раздался крик. Обернувшись, они увидели на высотке человека, который махал им руками. Сначала они просто глядели на него, но человек продолжал кричать и размахивать руками. Солдаты третьей роты медленно вышли из оцепенения. Стейн вдруг прочистил горло и скомандовал: «Давайте, ребята, пошли вперед!» Украдкой поглядывая друг на друга — никто не хотел выдавать своих чувств, — солдаты двинулись дальше, и Долл рванулся вперед, вдруг испугавшись, что кто-нибудь может его обогнать.
Артиллерийские снаряды, громко шурша, проносились над их головами и рвались на самом гребне хребта и по обе стороны от него. Рота, охваченная тревогой, шла вперед.
Особенно волновался Файф. Стейн посылал его в штаб батальона с донесением о месте, выбранном для командного пункта роты, поэтому он запоздал и оказался самым последним в строю, если не считать двух связистов, которые тянули телефонную линию. Впереди он видел Сторма, который шел, выпятив мощную челюсть, с автоматом в руке и винтовкой на плече в окружении Дейла и других поваров. Недалеко от них шагали Уэлш, Стейн, Бэнд и два писаря — Бид и Уэлд. Файф хотел их догнать, но оказалось, что ему трудно идти быстрее, потому что приходится смотреть туда и сюда и вглядываться, нет ли чего-нибудь или кого-нибудь, кто готовится в тебя выстрелить.
Когда Файф перешагнул гребень высоты и стал спускаться по склону, он испытал странное чувство полной незащищенности. Только раз в жизни он чувствовал подобное. Это случилось во время патрулирования на маневрах, когда он, стоя на вершине горы, заглянул вниз и увидел, как глубоко можно упасть отсюда. Но сегодня чувство одиночества сопровождалось другим — чувством полной беспомощности. Слишком за многим приходилось следить, а одному просто невозможно было и справиться с этим, и защитить себя. Пытаясь смотреть одновременно повсюду, он пробирался вперед, то и дело спотыкаясь о жесткие стебли травы и камни. Когда сначала одна пуля, а через несколько секунд другая подняла перед ним облачко пыли, он бросился на землю и пополз, уверенный, что какой-то японский снайпер подает знак, чтобы в него стреляли. Ползти было трудно. Высокая, по колено, трава ограничивала обзор. Пот стекал со лба и заливал очки, и приходилось постоянно останавливаться, чтобы их протереть. По его беспокоило еще и другое: гранаты. Файф захватил две гранаты из тех, что раздавал Уэлш, развел чеки и пристегнул их под отворотами карманов. Теперь, когда он полз, они подпрыгивали, ударялись о землю и цеплялись за стебли травы. Испугавшись, что может выдернуться чека, Файф отстегнул отвороты карманов, откатил гранаты подальше от себя и пополз дальше. Но когда он поднял голову, чтобы оглядеться, то увидел, что вся рота в рост шагает вперед и ушла страшно далеко от него.
Именно тогда Файф принял героическое решение. Как ни боялся он встать и быть застреленным невидимым врагом, его больше пугало то, что его обвинят в трусости. По спине забегали мурашки, он встал, сделал один робкий шаг, потом другой. Ничего не случилось. Он вприпрыжку затрусил за ротой, согнувшись по пояс и высоко держа винтовку. Когда еще одна пуля подняла перед ним пыль и с визгом улетела прочь, он закрыл глаза, потом открыл и затрусил дальше.
Как раз в это время вся рота остановилась, наблюдая, как седьмая рота пытается овладеть гребнем, и Файфу удалось догнать своих. Он тоже видел атаку. Он стоял вместе с другими, глядя на все широко раскрытыми глазами, пока на высотке не появился кричащий человек, размахивающий руками, и не напомнил им, что они здесь не просто зрители.