Когда люди вышли из оврага и стали взбираться по склону, они оказались недалеко от боковой гряды, где находился командный пункт шестой роты. Через несколько минут они были бы полностью прикрыты гребнем высоты и оказались бы вне видимости с высоты 209. Именно здесь был ранен первый человек в роте.
Звали его Пил. Это был уже немолодой солдат, лет тридцати пяти. Пил шел в середине толпы, недалеко от Джона Белла и Файфа, как вдруг прижал руку к бедру и остановился, потом сел, держась за ногу, с трясущимися губами и побледневшим лицом. Белл бросился к нему:
— Что с тобой, Пил?
— Меня ранило, — заплетающимся языком проговорил Пил. — Я ранен. Меня ранило в ногу.
Но прежде чем Белл успел достать индивидуальный пакет, появился один из ротных санитаров с марлевой повязкой. Он очень серьезно отнесся к впервые предоставившейся возможности применить свое ремесло в бою. Белл и Пил смотрели, как он разрезал штанину и оглядел рану, которая лишь слегка кровоточила. Тонкая струйка темной крови сбегала по белой ноге. Санитар посыпал повязку бактерицидным порошком, наложил ее на рану и забинтовал. Пуля вошла в ногу, но не вышла.
Пил натянуто заулыбался, хотя его лицо было еще бледно и губы дрожали.
— Можешь идти? — спросил санитар.
— Не думаю, — ответил Пил. — Нога здорово болит. Лучше помоги мне. Наверное, я еще долго не смогу хорошо ходить.
— Ладно, пошли. Отведу тебя в тыл, — сказал санитар и ворча поднял его.
Подошедший сзади Стейн уже приказывал остановившимся солдатам идти вперед, продолжать движение. Один за другим они стали взбираться по склону.
— Пока, Пил.
— Не волнуйся, Пил.
— Всего хорошего, Пил.
— До свидания, ребята! — закричал Пил им вслед. Он кричал все громче по мере того, как они удалялись: — До свидания. Не волнуйтесь, ребята! Пока. Всего вам хорошего, ребята! Обо мне не беспокойтесь. Я еще не скоро смогу ходить. Ни один доктор не скажет, что можно ходить на такой ноге. Всего хорошего, ребята!
Уже вся рота прошла мимо него, поднимаясь по склону, и тогда он перестал кричать и только стоял, глядя вслед уходящим, и улыбка исчезала с его лица. Потом, обняв рукой шею санитара, повернулся, и они пошли вниз. Файф, который одним из последних проходил мимо, услышал, как Пил сказал санитару:
— Я заработал «Пурпурное сердце» [4] и был в бою. Так и не пришлось увидеть ни одного япошку, но наплевать. Ни один доктор не скажет, что я скоро смогу ходить на этой ноге. Пошли отсюда, пока меня еще раз не ранили или не убили.
Файф, слишком ошеломленный событиями этого дня и потрясенный увиденным, не знал, что об этом думать, да и вообще не думал: его слух просто зафиксировал эти слова.
Шедший немного впереди Джон Белл думал о том, что испытывает в отношении Пила странное двойственное чувство: мучительную зависть и вместе с тем огромное облегчение оттого, что ранен не он.
Оправдалась ли надежда Пила на докторов или нет, никто так и не узнал — третья рота его больше не видела.
Теперь их прикрывал боковой хребет. Это принесло им огромное, невероятное чувство облегчения. Лица солдат были такими счастливыми, словно их всех сняли с фронта и отправили в безопасный тыл, в самую Австралию. Вторая рота — резерв батальона, тоже испытавшая облегчение, расположилась впереди на единственном ровном месте склона и уже окапывалась. Третья рота прошла через ее позиции. Солдаты обменивались приветствиями, возбужденные и радостные оттого, что вышли из-под огня. Было слышно, как позади на невидимой теперь высоте 209 продолжался бой.
Место, которое выбрал Стейн для своего командного пункта, представляло собой крошечный отрог в ста метрах ниже гребня. Здесь остановились управление роты и минометные отделения. Калп пошел наверх со стрелковыми взводами, чтобы найти позицию для своих двух пулеметов. В ожидании, пока он вернется и укажет позиции и для минометов, Мацци и Тиллс, которые были в одном и том же расчете, занялись обсуждением с Файфом и Бидом событий этого дня и перехода, который рота впервые совершила под огнем.
Кругом царило приподнятое, веселое настроение, вызванное чувством облегчения и безопасности. Но под ним скрывалась тревога и понимание того, что сегодняшний день был не таким уж трудным, что эта безопасность лишь временная, что скоро везение кончится и люди начнут умирать.
— Этот Тиллс, — начал разговор Мацци, сидя на корточках у опорной плиты миномета, — провел больше времени на пузе, ползая по земле, чем на ногах. Не понимаю, как ему удалось не отстать от других.