- Надо же что-то делать, - озадаченно сказал Миронов. - Поручить кому-нибудь там с ним побеседовать.
- Нет, туда уже вылетел Луганов. Как побеседует с Корнильевым, будет звонить тебе.
ГЛАВА 27
Луганов напомнил о себе день спустя, самым неожиданным образом. В разгар рабочего дня Миронова оторвал от дел телефонный звонок.
- Андрей Иванович, - послышался знакомый голос, - Это я, Луганов. Звоню с аэродрома.
- Ты же должен быть в Алма-Ате?
- А я и был в Алма-Ате, а теперь здесь, в Москве, на аэродроме. Через часа полтора доберусь до тебя, тогда все поймешь. Я тебе зачем звоню? Ты пропуск закажи, два пропуска - мне и Корнильеву.
- Корнильеву? Георгию Николаевичу?
- А кому же еще? Конечно, Георгию Николаевичу, брату Ольги Николаевны. Он здесь, со мной.
- Хорошо, - сказал Миронов. - Пропуска сейчас закажу.
Прошло немногим больше часа, и Луганов с Корнильевым вошли в кабинет Миронова. Достаточно было одного взгляда на Корнильева, чтобы понять, что человек это волевой, мужественный, много повидавший.
- Что, Георгий Николаевич, - спросил Миронов, когда они были представлены друг другу, - прямо из экспедиции?
- Да, - заметно волнуясь, сказал Корнильев, - только вы извините меня, я не хотел бы отвлекаться. Речь идет об Ольге, моей сестре…
- Понимаю, - настораживаясь, сказал Миронов. - Понимаю. Слушаю вас.
- Мне известно, - все больше волнуясь, продолжал Корнильев, - что Ольгу принимают за предательницу, шпионку. Это недоразумение, чудовищное недоразумение! Ольга всегда, всю жизнь была человеком честным, порядочным. Она бывала порой горяча, невыдержанна, могла ошибиться, но человек она чистый, головой ручаюсь.
- Да вы успокойтесь, Георгий Николаевич, успокойтесь. Ваши переживания понятны, но поймите и вы нас: факты, свидетельствующие против вашей сестры, серьезны. Ведется расследование. Пока оно не закончится, я вам сказать ничего не могу, не вправе…
- Боже, да о чем вы говорите? - схватился за голову Корнильев. - При чем тут мои переживания, какую играет роль, что вы можете и что не можете сказать? Ольги-то уж нет…
Дыханье у Корнильева перехватило, он глухо кашлянул, опустил голову, но тут же резко выпрямился.
- Никакой информации я от вас не жду, - резко сказал Корнильев. - Поздно. Речь идет о восстановлении честного имени Ольги, пусть посмертно. О выяснении, кто был ее убийцей. За этим я и приехал.
- Но как вы можете знать больше того, что знаем мы, знать, кто был убийцей вашей сестры? Кстати, убийца нам давно известен. Так что, говоря по совести, я не понимаю… - Миронов развел руками.
- Нет, - сурово возразил Корнильев, - убийцу Ольги вы не знаете. Вернее, вы знаете, кто ее убил, но что это за человек, вам неизвестно.
- А вам, вам известно? - резко спросил Миронов.
- Может статься, да, - неожиданно спокойно сказал Корнильев.
Вмешался Луганов.
- Послушайте, товарищи, - сердито сказал он, - что-то у вас не то получается. Георгий Николаевич, почему вы не даете Андрею Ивановичу письмо, к чему все эти разговоры?
- Простите, - смутился Корнильев. - Надеюсь, вы поймете мое волнение.
Он вынул из внутреннего кармана пиджака объемистый конверт и протянул Миронову.
- Еще раз прошу простить, - сказал он. - Ведь именно это письмо привело меня в КГБ. Вся беда в том, что поздно…
Миронов взял из рук Корнильева письмо и внимательно осмотрел конверт. Он сразу заметил, что обратного адреса на конверте не было, но зато стоял штамп места отправления - Крайск, и дата: 15 мая текущего года.
«Пятнадцатого мая, - подумал Миронов. - Ровно за две недели до гибели Ольги Николаевны. Но когда же оно было получено в Алма-Ате? Где пролежало без малого пять месяцев? Судя по алма-атинскому штампу, письмо, отправленное авиапочтой, было получено в Алма-Ате 18 мая, то есть за полторы недели до того дня, как была убита Корнильева. Почему же Георгий Николаевич только сейчас явился с этим письмом?»
Корнильев, заметив, как внимательно Миронов рассматривает почтовые штампы, сказал:
- Наша экспедиция покинула Алма-Ату как раз восемнадцатого мая, ранним утром. Задержись я на сутки, и письмо было бы вручено вовремя. Но… В общем об этом нечего говорить… Дня за три до отъезда в экспедицию я, как обычно, отправил семью на все лето на Украину, к родителям жены. Квартира оставалась пустой. Жена с ребятами вернулась в конце августа, к началу учебного года. За время нашего отсутствия накопилось много корреспонденции - у меня большая переписка, которую жена не имеет привычки просматривать. Письма, адресованные мне, она складывает на моем рабочем столе. Там до дня моего возвращения лежало и это письмо. Ну, что было дальше, объяснять нечего.