Тонкие губы миссис Ренар искривила усмешка.
- Я знала твою мать. Она работала у меня один сезон, шила карнавальные костюмы. Это было еще до того, как Клод предал меня, до того, как мне пришлось увезти отсюда мальчиков.
Долл Ренар была знакома с ее матерью?
- Она была шлюхой, как и ты, - продолжала Долл. - Яблочко от яблони...
Снова к горлу подступила тошнота, Анни судорожно глотнула, вцепилась в приборную доску, и ее вырвало. Долл с отвращением фыркнула. Анни повисла на руках, вцепившись в приборную доску, освобожденная наконец от ремня безопасности. Она пыталась отдышаться, судорожно стараясь найти выход. Действие наркотика не ослабевало, бархатная темнота небытия влекла ее к себе все настойчивее.
Собравшись с остатками сил, Анни протянула руку и попыталась схватиться за рулевое колесо. "Кадиллак" резко ушел вправо, завизжали протекторы. Цепляясь за руль, Анни подтянулась на сиденье и изо всех сил нажала на клаксон.
Долл вскрикнула, отвесила Анни звонкую пощечину, одновременно пытаясь выровнять машину. "Кадиллак" ударился передним колесом о бровку шоссе, и его повело влево, через разделительную линию. Свет фар скользнул по зеркальной глади черной воды.
Анни пригнула голову, чтобы спастись от ударов Долл, и снова вцепилась в руль. Она попыталась всемтелом прижать Долл к дверце , левой рукой вслепую ища ручку. Если ей удастся открыть дверь, то, возможно, она сумеет вытолкнуть Долл из машины.
И тут машина резко остановилась, потому что Долл ударила по тормозам. Анни впечаталась плечом в приборную доску, ударилась головой о ветровое стекло. Грохот, боль, головокружение, все разом нахлынуло на нее. Когда машина съехала на обочину и остановилась, Анни постаралась схватиться за что-нибудь для упора, сфокусировать хоть на чем-то взгляд, и тут увидела, что прямо ей в лицо смотрит ствол револьвера. Ее револьвера. Анни замахнулась, отбила оружие в сторону, и тут револьвер выстрелил. Судя по звуку, пуля выбила одно из окон машины.
- Сука! - завизжала Долл.
Она схватила левой рукой Анни за волосы и изо всех сил ударила рукояткой револьвера по виску, один раз, второй.
У Анни из глаз посыпались искры. Сдавшись на какое-то мгновение, она упала на пол, сжалась в комочек, по ее щеке тоненькими струйками потекла кровь. Анни чувствовала, что теряет сознание. Ей казалось, что мир движется у нее под ногами, но это было только движение машины. Они снова ехали, теперь в сторону от главной дороги. Она слышала, как шелестит трава, касаясь боков "Кадиллака", как гравий похрустывает под колесами.
Она неподвижно лежала на полу, сил у нее больше не осталось. Но Анни знала, что должна найти эти силы, сделать еще попытку или умереть. Должен быть какой-то выход из положения, до смешного простой. Но Анни больше не могла думать. Она так устала.
Ноги казались ей тяжелыми, словно ветви дуба, а руки выросли до размеров бейсбольной перчатки. Язык стал неповоротливым, во рту появился привкус меди. Едкий, как кислота, вкус сводил скулы.
Кислота. Анни представила, как плеснет кислотой в лицо Долл Ренар, как обожженная кожа слезет, обнажатся кости, пока все тело будет отплясывать мрачную джигу смерти.
Машина остановилась. Долл из кабины открыла багажник, вышла из машины и захлопнула дверцу. Анни потянулась к правой стороне своего ремня, пробираясь мимо пустой кобуры к маленькому нейлоновому кармашку сразу за ней. Она вытащила баллончик с перцем и открутила крышку онемевшими пальцами.
У нее за спиной открылась дверца машины. Голова Анни дернулась назад, когда Долл схватила ее за волосы и потянула к себе.
- Вставай!
Анни упала на землю и сжала зубы, когда Долл ударила ее в спину и выругалась. Свернувшись в комочек, Анни постаралась спрятать голову. В правой ладони она крепко сжимала спасительный баллончик.
Дверца "Кадиллака" захлопнулась, пролетев прямо у Анни над головой. Долл снова схватила ее за волосы, заставляя сесть. Анни открыла глаза, прислонилась к машине, чтобы не упасть - так вдруг закружилась голова, и огляделась по сторонам. Фары "Кадиллака" были единственным источником света, но и этого оказалось достаточно. Перед ее глазами кружился и покачивался разрушенный дом, чьи окна с выбитыми стеклами казались щербинами в старческой улыбке.
Они приехали в тот самый дом в Пони-Байу. Именно здесь Памела Бишон рассталась с жизнью.
- Я не убивал Памелу, - негромко сказал Маркус. Лицо Хантера Дэвидсона исказилось от отвращения.
- Не лги! Здесь только один судья - Господь Бог. Нет никаких лазеек для тебя и твоего проклятого адвоката.
- Я любил ее, - прошептал Маркус, и слезы снова покатились по его щекам.
- Любил ее? - Дэвидсона даже затрясло от ярости. Рубашка под мышками потемнела от пота. Тонкие темные волосы были влажными и блестели в свете лампы. - Ты даже не знаешь, что такое любовь! Ты ни черта не смыслишь в родительской любви. Она была нашей любимой девочкой, и ты отнял ее у нас!
Ирония заключалась в том, что как раз о такой любви Маркус знал все. Он попал в ловушку материнской любви, изуродованной, извращенной, и не мог выбраться из нее всю жизнь. Сегодня вечером он собирался с этим покончить. А теперь отец Памелы покончит с ним.
- Ты даже не можешь представить, сколько раз в своем воображении я убивал тебя, - негромко произнес Дэвидсон и шагнул вперед. Его глаза казались стеклянными от ненависти. - Я мечтал о том, чтобы пригвоздить тебя к полу и заставить пройти через все то, что испытала моя дочь.
- Нет, - едва слышно произнес Маркус и заплакал сильнее, теперь уже от страха. Слюна пузырилась в уголках его губ и текла на подбородок. Помимо его воли, взгляд Маркуса упал на большой деревянный стол, где словно в операционной были разложены инструменты и ножи для работы. Он покачал головой. - Прошу вас, не надо.
- Я хотел услышать, как ты станешь молить о пощаде, как тебя умоляла Памела. Звала ли она меня, когда умирала? - В голосе Дэвидсона слышалось страдание. Крупные слезы потекли по его красным щекам.
- Я не знаю, - пробормотал Маркус.
- Я каждую ночь слышу ее голос. Я слышу, как она зовет нас, просит меня спасти ее, а я ни-че-го не могу для нее сделать! Ее больше нет. Она ушла от нас навсегда!