Записка гласила: "Сука-отступница".
ГЛАВА 10
- Бруссар тебя предала, - заявил Стоукс. Он вцепился в сетку, ограждающую камеру. - Парень, я просто поверить не могу, что она так с тобой поступила. Ну, то есть я хочу сказать... Она не хочет спать со мной, это одно. Встречаются такие мазохистки среди женщин. Но заложить другого полицейского... это низко.
Стоукса никто не должен был пускать в камеру временного содержания городской тюрьмы, куда доступ имели только адвокаты задержанных. Но, как всегда, у Чеза Стоукса нашелся знакомый и здесь, и он уговорил надзирателя сделать для него исключение.
- Черт побери, как думаешь, может, она лесбиянка? - вдруг пришло ему в голову.
Ник Фуркейд мерил шагами камеру, и тут образ Анни Бруссар возник перед ним - широко раскрытые, чуть раскосые глаза, легкий румянец на щеках.
- Мне плевать, - ответил он.
- Тебе-то, может, и плевать, а вот меня она чем-то зацепила, признался Стоукс. - Меня всегда тянуло к лесбиянкам, правда, только к хорошеньким, - уточнил он. - Ты никогда не представлял себе двух красоток, занимающихся сексом? Парень, у меня от этого стоит.
- Бруссар меня арестовала, - безучастно констатировал Ник. Стоукс его уже достал. Просто сексуально озабоченный кретин.
- Ага, точно, теперь она будет плохой лесбиянкой в моих фантазиях. Этакая сучка с хлыстом, затянутая в черную кожу, яростная мужененавистница.
- Как Бруссар там вообще оказалась? - поинтересовался Ник.
- Тебе просто чертовски не повезло, это точно.
Ник никак не мог понять, радоваться этому или огорчаться. Если бы Анни Бруссар не оказалась рядом, он бы точно убил Ренара. Если быть честным, то она просто спасла Ника от самого себя, и за это он был ей благодарен. Но мотивы ее поступка волновали Фуркейда. Его опыт подсказывал, что обычно людьми движет только один мотив - личная выгода. Так на что могла рассчитывать Анни Бруссар?
- Эта девица просто заноза в заднице, - пожаловался Стоукс. - Я приехал по вызову на стоянку трейлеров, что по дороге к Лаку. И что ты думаешь? Она уже была там и во все лезла. "Вы собираетесь послать этот волос в лабораторию? - передразнил он Анни высоким фальцетом. - Может быть, он принадлежит насильнику. Возможно, этот парень убил и Бишон. А вдруг он и есть тот Душитель из Байу"?
- С чего Бруссар взяла, что это дело связано с убийством Бишон?
Глаза Чеза стали совсем круглыми.
- Насильник был в маске. Можно подумать, что это очень оригинально. Господи боже, - пробормотал он, - и кто это додумался принимать мочалок на работу в полицию? - Стоукс оглянулся через плечо, проверяя, нет ли кого в дверях. Городской тюрьме исполнилось уже сто лет, и здесь не было никаких камер наблюдения за заключенными. Городским полицейским приходилось просто по старинке подслушивать разговоры. - Эта Бруссар считает, что ты должен за все заплатить, - прошептал Чез. - Сам Господь не стал бы с тебя спрашивать. Око за око, ты понимаешь, к чему я клоню?
- Понимаю. Предполагается, что я ангел-мститель.
- Черт, тебе надо было быть человеком-невидимкой. И никто бы ничего и не узнал, если бы Бруссар не сунула свой нос. Ренар бы сейчас поджаривался в аду, и дело было бы закрыто.
- Так вот о чем ты тогда думал? - негромко спросил Ник, подходя к решетке. - Когда ты пригласил меня в бар "У Лаво", ты предполагал, что я отправлюсь в фирму "Боуэн и Бриггс" и убью его?
- Ты что, сдурел? - зашипел Стоукс. - Говори тише!
Фуркейд прижался теснее к сетке, продев в нее пальцы как раз над пальцами Стоукса.
- В чем дело, напарник? - прошептал он. - Боишься, что тебя обвинят в соучастии?
Стоукс дернулся назад. Он выглядел пораженным, оскорбленным, даже обиженным.
- Соучастие? Черт возьми, парень, мы просто пили и трепались. Даже когда я позвонил тебе и сказал, что Ренар еще в офисе, я и подумать не мог, что ты на такое решишься! Я просто сказал тебе, что не стал бы тебя обвинять, если бы ты с ним разделался. Счастливое избавление, так сказать... Прав я или нет?
- Именно ты захотел пойти в этот бар.
- Да потому, что там никто из наших не болтается под ногами! Не думаешь же ты, что я решил тебя накрутить? Господи, Ники! Мы же товарищи по оружию, парень. Не представляю, как такое вообще могло прийти тебе в голову. Ты сделал мне очень больно, Ники, правда.
- Я еще сделаю тебе больно, Чез. Если я узнаю, что ты подставил меня, то ты пожалеешь, что твои мамочка и папочка не остановились на первом свидании.
Стоукс отошел от камеры.
- Просто ушам своим не верю. Ничего себе! Да не будь ты таким долбаным параноиком! Я тебе не враг. - Чез постучал себя в грудь указательным пальцем. - Я нашел тебе адвоката. Парни за тебя заплатят. Они все согласны...
- Я сам за все заплачу. Что за адвокат?
- Уайли Тэллант из Сент-Мартинвилла.
- Этот ублюдок...
- ...скользкий как угорь, - закончил за Фуркейда Чез. - Этот сутяга может самого Люцифера представить как непонятого, заброшенного ребенка из неблагополучной семьи. К тому времени, как он со всем разберется, вполне вероятно, что тебе вручат благодарственное письмо и ключи от города, чего ты как раз и заслуживаешь.
Стоукс снова приблизил лицо к решетке, сунул руку за пазуху и словно волшебник извлек оттуда сигарету.
- А именно этого я и хочу, напарник, - сказал он, просовывая сигарету сквозь сетку. - Я хочу, чтобы все получили по заслугам.
Анни простояла в раздевалке минут двадцать, пытаясь прийти в себя. И все это время она смотрела на ободранную тушку мускусной крысы.
Узнать, откуда взялось мертвое животное или кто его подвесил к лампе, не представлялось возможным. Для этого требовалось задавать вопросы, искать свидетелей, поднимать шум. Маллен был бы первым на подозрении, но Анни знала еще десяток, помощников шерифа, ставивших капканы для дополнительного заработка. И все-таки ободрал тушку скорее всего Маллен. Анни всегда казалось, что такой, как он, в детстве отрывал крылья бабочкам.
Стараясь не вдыхать тошнотворный запах, Анни перерезала веревку карманным ножом и поморщилась, когда крыса шлепнулась на пол. Потом порвала записку, незаметно стянула пустую коробку из кладовой и использовала ее в качестве гроба. Анни даже не думала нести крысу к Ноблие. И так уже все плохо, а станет еще хуже. Уйти она тоже не могла. Написав еще раз рапорт о вандализме на кладбище и отдав его сержанту, Анни взяла коробку, свой рюкзак и вышла из здания. Она собиралась выбросить крысу в лесу, когда доберется до дома.
Обычно возвращение домой на машине всегда успокаивало ее после трудного дня. А теперь Анни только сильнее ощутила свое одиночество. Солнце уже село, уступив место странно-серым сумеркам, словно пришедшим из плохого сна. Лес казался неприступным и суровым. Поля сахарного тростника выглядели как большие зеленые озера. В домах, мимо которых проезжала Анни, уже зажгли свет. Семьи собирались за ужином, смотрели телевизор.
В такие моменты Анни наиболее остро осознавала, что у нее нет настоящей семьи. Конечно, у нее были дядя Сэм и тетя Фаншон, и Анни очень их любила. Но в глубине ее души оставалось ощущение собственного сиротства, ее отчужденности от других людей... Такой же отчужденной была ее мать. И это чувство останется с ней навсегда. И сейчас оно охватило ее с новой силой.
Анни свернула к Углам. На засыпанной гравием стоянке стояли три машины - пикап дяди Сэма, ржавая "Фиеста" работавшего в вечернюю смену продавца и, чуть в стороне, сверкающая каштановая "Гранд-Ам". Анни даже застонала. У дяди с тетей сидел Эй-Джей.
Она сидела какое-то время, рассматривая место, которое всю жизнь называла своим домом. Простое двухэтажное здание под рифленой жестяной крышей, широкое переднее окно служит витриной с десятком вывесок и объявлений о продуктах и услугах. Красная неоновая вывеска над пивной, объявление "Здесь говорят по-французски" и надпись от руки фломастером-маркером: "Горячая кровяная колбаса и шкварки".
На первом этаже дома разместился магазин Сэма Дусе, которому он отдал сорок лет. Со временем скромный магазинчик превратился в целый комплекс с местом отдыха для туристов, кафе и магазином с большим ассортиментом товаров.