И все-таки она принесла улику.
- Мне очень жаль, - негромко сказала Анни. - Но нам придется отнести это шерифу.
Она отодвинула стул, встала и покачнулась, земля ушла у нее из-под ног, голова закружилась, в ней будто поселился пчелиный рой. Анни казалось, что она сейчас оторвется от земли и полетит, и ее тело ей совершенно не подчиняется.
- О боже! - Голос Долл Ренар прозвучал откуда-то издалека. - С вами все в порядке, помощник шерифа Брусcap?
- У-у м-меня немного закружилась голова, - вынуждена была признаться Анни.
- Может быть, вам лучше присесть?
- Нет, сейчас все пройдет. Просто слишком много кофеина, вот и все. Нам необходимо найти шерифа.
Анни попыталась сделать еще шаг и тяжело рухнула на колено. Рамка с фотографией выпала у нее из руки.
- О господи! - выдохнула Долл. - Позвольте помочь вам!
- Мне так неудобно, - держась за пожилую женщину, Анни кое-как встала на ноги. - Простите меня.
Долл втянула носом воздух и поморщилась:
- Вы пили, помощник шерифа?
- Нет, нет, эт-то п-просто так получилось... - Анни не узнала звук собственного голоса. Она говорила, как пьяная, запинаясь, нечетко выговаривая слова, растягивая их. Ее тело вдруг стало необыкновенно тяжелым, словно она двигалась в киселе. - Я просто плохо себя чувствую. Сейчас мы поедем в участок. Со мной все будет в порядке.
Они медленно двинулись к "Кадиллаку". Долл Ренар шла справа от Анни и поддерживала ее. "Она куда крепче, чем кажется", - подумала Анни. Или это потому, что у нее самой вдруг совсем не осталось сил? В ногах и руках началось какое-то странное покалывание. Укол от шипа розы пульсировал, как открытое сердце.
Яд. Господи, этого она никак не ожидала. Но это определенно поэтично дар любви стал орудием смерти, когда любовь была отвергнута. Именно так Ренар все себе и представлял, псих, ненормальный сукин сын.
- Миссис Ренар? - Анни буквально рухнула на сиденье машины. - По-моему нам следует ехать сразу в больницу. Мне кажется, я сейчас умру.
Ему хотелось убить ее, обхватить руками шею Анни Бруссар и смотреть ей в лицо, пока он будет душить ее. Она выставила его дураком. Но смеяться последним будет он. Жестокая фантазия рисовала дьявольские картины, пока Маркус Ренар проталкивался сквозь толпу.
Ритмичная танцевальная музыка казалась ему какофонией. Свет и краски стали вдруг слишком яркими, слишком кричащими на фоне темной ночи и его мрачного настроения. Ему улыбались лица, смеющиеся губы и уродливые маски. Он натолкнулся на "Рональда Рейгана", и мужчина расплескал пиво на тротуар.
- Пьянь чертова! - проорал "Рейган". - Смотри, куда идешь!
В отместку мужчина сильно толкнул его, и Маркус отлетел к другому весельчаку в маске Зорро и соломенной шляпе. Это был Стоукс.
Детектив неловко покачнулся, оступился и полетел на землю, увлекая Маркуса за собой. Ренар рухнул на Стоукса, их окружал лес чужих ног. Маркусу отчаянно захотелось, чтобы у него был нож. Он представил, как вонзает его в Стоукса, пока они падают, а потом встает и уходит, пока никто ничего не понял.
- Проклятый ублюдок! - рявкнул Стоукс, вставая.
Прежде чем Маркус успел подняться, Чез влепил ему ногой по ребрам. Ренар сдержался, ухитрился встать и двинулся вперед, согнувшись пополам. Он смешался с толпой, свернул за угол и пошел по переулку к зданию фирмы "Боуэн и Бриггс".
Плотный влажный воздух обжег ему легкие. Маркусу казалось, что грудь сковал железный обруч, давя на сломанные ребра. Каждый глоток воздуха сопровождался острой болью. Лицо у него горело. Ренар сорвал с себя маску и бросил в сточную канаву. Разве этой маске сравниться с той, что все это время носила Анни? Она предала его с адвокатом, и это было наименьшим из ее преступлений. Шлюха. Он все время находил ей оправдания, уверенный, что Анни наконец поймет, какие прекрасные отношения могли бы сложиться между ними. Она заслуживает наказания за то, что сделала с ним. Маркус мысленно наказывал ее, а эмоции бурлили и рвались наружу. Любовь, ярость, ненависть. Она еще пожалеет. В конце концов она горько пожалеет.
Ему казалось, что с него содрали кожу. Почему с ним всегда так происходит? Почему женщины отвергают его любовь? Почему чувства охватывают его с такой силой и никак не хотят отпускать? Любовь, страсть, желание. Желание. Он ведь нормальный мужчина. Умный, талантливый, у него хорошая работа. Так почему же желание все время с новой силой поглощает его?
Маркус сел за руль своей "Вольво", от стыда и боли по его щекам катились слезы. Его тело окаменело от ярости. От напряжения заболели старые раны, и физическая боль только еще больше унизила его. Ну что же он за человек такой? Другие мужчины его бьют и презирают, женщины избегают его. В его ушах все время звучал язвительный голос матери, говорящий, что он просто смешон.
Он на самом деле был смешным. Правда вдруг обрушилась на Маркуса Ренара всей своей тяжестью.
Проезжая мимо дома, где убили Памелу, Маркус рыдал. Ее смерть тенью пройдет рядом с ним до конца его дней.
Что за жизнь он вел? Подозреваемый в убийстве, вызывающий смех бедолага, живущий вместе с матерью. Его снова и снова отвергают женщины, которых он любит. Он всегда будет смешным, одиноким, нежеланным. Тогда ради чего ему жить?
"Вольво" свернула к дому, и Маркус выключил мотор. Им овладела настойчивая потребность действовать, присоединившись к другим чувствам, свившимся в тугой клубок в его душе. Он громко хлопнул дверцей машины и вошел в дом.
Виктор сидел на площадке лестницы, примеряя одну из изготовленных матерью масок и раскачиваясь из стороны в сторону. Он мгновенно вскочил на ноги и пробежал мимо Маркуса, пронзительно визжа:
- Красное! Красное! Красное!
- Прекрати! - прикрикнул на брата Маркус. - Ты разбудишь маму.
- Мама, выход. Красное! Очень красное!
- О чем ты говоришь? - Маркус прошел через столовую. Против воли он все-таки взглянул на стену. Разумеется, краска не подошла. - Уже поздно. Мама давно в постели.
Виктор отчаянно замотал головой:
- Мама, выход. Красное!
- Я не понимаю, о чем ты говоришь, - нетерпеливо ответил Маркус. - Куда она могла пойти? Ты же знаешь, что мама не водит машину по ночам.
Виктор забеспокоился еще больше, когда они подошли к двери в комнату Маркуса. Он прижался головой к стене и запричитал.
Маркус схватил его за плечи.
- Виктор, прекрати! Иди в свою комнату и успокойся. Посмотри свои книги.
Маркус подавил вздох. Ему было очень жаль брата. Бедный Виктор, пленник собственного мозга. Но, может быть, Виктору-то как раз и повезло.
- Пойдем со мной, - спокойно сказал Маркус. Взяв Виктора за руку, он повел его наверх, успокаивая по дороге.
- Красное! Красное! - шептал Виктор.
- Нет ничего красного, Виктор. - Маркус привел его в спальню и включил лампу.
Виктор сел на краешек кровати и стал раскачиваться из стороны в сторону. Петушиные перья, украшавшие углы его маски, шевелились, как антенны. Он выглядел... абсурдно.
- Я хочу, чтобы ты просчитал до пяти тысяч по шестнадцать, - попросил брата Маркус. - А когда закончишь, скажешь мне. Сможешь это сделать?
Виктор стеклянными глазами смотрел мимо брата. Вполне вероятно, что, когда он досчитает до пяти тысяч, он забудет о том, что его так расстроило.
Маркус вышел из спальни брата и остановился, поглядывая на дверь в комнату матери. Разумеется, она там, паучиха в своем гнезде. Есть только один способ убежать от них всех.
Маркус целеустремленно спустился к себе в комнату, закрыл за собой дверь и подошел к ящику, где лежал "Перкодан". Доктор выписал ему семьдесят пять таблеток, вероятно, в надежде, что Ренар выпьет их все сразу. Маркус принял много после того, как Фуркейд избил его, но оставалось еще достаточно. Более, чем достаточно.
Но пузырька в ящике не оказалось. Виктор? Нет. Если бы Виктор принял слишком много "Перкодана", то результатом стало бы не возбуждение. Он бы заснул или умер, что было бы еще лучше.
Маркус отошел от тумбочки и прошел в рабочий кабинет. Он уже все убрал после вчерашнего приступа безумия. Все снова стояло по местам, кругом царили чистота и порядок. Карандашный набросок Анни стоял на мольберте. Маркус погладил пальцем испачканный угол. Он представил, что это кровь Анни на портрете.