– Вы говорили со Стоуксом о его интересе к Памеле? – спросила Анни.
– Он сказал, что если я недоволен его работой, то мне следует обратиться к шерифу, но только я буду выглядеть последним идиотом, потому что сама Памела ни на что не жаловалась.
– И что вы почувствовали по отношению к Памеле?
Донни Бишон не ответил. Он взял с полки книжного шкафа маленькую фотографию в рамке и посмотрел на нее так, словно давно не видел. На снимке были они с Памелой и пятилетней Джози.
– Она была такой красивой, – прошептал Донни. Отставив фотографию в сторону, он снова повернулся к Анни. – Как и вы, детектив. Красивые карие глаза, – он, поколебавшись, протянул руку и убрал с ее лица пряди волос. – Красивая улыбка. – Бишон коснулся уголка ее губ. – Будьте осторожнее, а не то мне захочется жениться на вас.
Анни стояла не шевелясь, гадая, что говорит сам Донни, а что подсказывает ему выпивка. Когда зазвенел звонок у двери, мужчина сразу же пришел в себя.
– Принесли пиццу, – объявил он, выходя из комнаты.
Анни задумалась, насколько Бишон контролирует себя. Его логика оказалась в опасной близости от классического способа размышлений маньяка, каковым все считали Ренара. Странно, что мужчина, не пропускающий ни одной юбки в городе, был так оскорблен тем, что жена, с которой он должен был вот-вот развестись, встречается за ленчем с другим мужчиной. «Ничего такого не было», – сказала Линдсей. Она вообще неохотно заговорила на эту тему, ей это показалось совсем незначительным.
И все-таки Линдсей Фолкнер вспомнила о Стоуксе в тот самый день, когда поссорилась с Донни… И в ту же самую ночь кто-то постарался заставить ее умолкнуть навеки.
Куски головоломки никак не складывались в мозгу Анни. Донни в отчаянии, потерявший жену и бизнес. Донни, не способный смириться с тем, что его отвергли. Донни, разъяренный, доведенный до последней черты собственными проблемами и видом жены в обществе другого мужчины. Подталкиваемый обстоятельствами к этой темной черте, смог ли перешагнуть ее Донни в момент ослепления яростью?
Внезапный звонок телефона сбил Анни с мысли. Она ждала, что включится автоответчик, но этого не произошло. Кто мог звонить в офис в такое время? Клиент? Подружка? Партнер?
Когда телефон замолчал, Анни сняла трубку. Не сводя глаз с двери, она нажала клавишу со звездочкой, потом набрала 69 и стала ждать, когда звонок вернется туда, откуда он исходил.
Трубку сняли после четвертого звонка.
– Маркот слушает, – раздался мужской голос.
ГЛАВА 35
– Когда ты наконец заделаешь эту стену, Маркус? – трагическим голосом произнесла Долл. – Эта дыра постоянно напоминает мне о том вечере. Так когда ты ее закрасишь?
– Завтра, мама.
Маркус снял со стены излишек еще влажной штукатурки. Ему никогда раньше не приходилось заниматься подобным делом, но никто из мастеров не соглашался делать ремонт. Куда бы он ни звонил, всегда все заканчивалось одинаково – как только на другом конце провода слышали его фамилию, трубку немедленно вешали.
Маркус сам починил изуродованную стеклянную дверь. Когда привезут новое стекло, ему придется впервые в жизни попробовать его вставить. А пока дыру прикрывали плотные шторы. Долл сама опустила все жалюзи и закрыла занавески, чтобы скрыться от возможного соглядатая или снайпера.
– Офис шерифа должен был оплатить ремонт, – заметила она. – Это по их вине в нас стреляют. Ты только посмотри, что они сделали с тобой, хотя ты виноват только в том, что вел себя как дурак, и все из-за этой женщины. Они ленивы, жадны до денег…
– Они не все такие, мама, – перебил ее Маркус. – Анни сказала, что постарается выяснить все, что случилось тем вечером.
– Анни, – в голосе Долл звучало неодобрение. – Тебе не стоит обманывать себя, Маркус. Она тебе кажется кем-то вроде ангела. Но эта мисс ничем не лучше остальных.
Отключившись от нытья матери, Маркус встал на колени, чтобы вымыть пол возле стены. Он представлял себе, как хорошо было бы уехать отсюда и начать все сначала, освободившись от бремени семьи и репутации. Ему представлялся просторный светлый дом, выстроенный по его собственному проекту, может быть, где-нибудь в Техасе или во Флориде. Ренар воображал, как возвращается домой после работы и готовит ужин для Анни. Ведь она не принадлежит к числу хозяйственных, домашних женщин. Ему будет приятно научить ее. Они будут работать бок о бок на кухне, и он покажет ей, как почистить и разделать рыбу. Его пальцы сомкнутся на ее руке, обхватившей ручку ножа, и он станет направлять ее…
– Маркус, ты меня не слушаешь?
Визгливый голос матери ворвался в изящный мир его фантазии, разрушая его И ему вдруг представилось, как он вскинется с рычанием и запустит таз со штукатуркой в лицо Долл, и брызги крови и замазки полетят во все стороны, а сама Долл рухнет на пол. Но, разумеется, Маркус этого не сделал. Это был лишь момент безумия, и он уже прошел. Архитектор вытер руки влажным полотенцем и аккуратно сложил его.
– Что такое, мама?
– Не будет ли заметна новая краска? – с отчаянием спросила она. – Мне кажется, что пятно останется здесь навсегда. И всякий раз, как я стану смотреть на стену, меня будет охватывать ужас.
Маркус встал, держа ведро в одной руке, а ящик с инструментами в другой.
– Я уверен, что краска подойдет. Только надо дать штукатурке как следует высохнуть, а потом покрасить.
Долл драматически прижала руку к груди и мрачно произнесла:
– Мне бы хотелось, чтобы ты все выкрасил сегодня вечером.
– Если я покрашу сегодня, то пятно проступит. Маркусу захотелось как можно быстрее выйти из дома, побыть в тишине, глотнуть свежего воздуха. Ему так хотелось видеть Анни. Он пытался ей звонить, но Анни дома не оказалось, и Маркус задумался, чем она могла заниматься. И хотя ему этого не хотелось, но ему оставалось только спросить ее напрямик, не провела ли она этот вечер с мужчиной.
При этой мысли Маркус испытал прилив ревности. Анни вполне может завести любовника, даже не подумав о том, как все могло замечательно сложиться между ней и Маркусом. Ренар представил, как вырывает ее из объятий другого мужчины, дает ей пощечину, наказывает за предательство и силой берет ее, утверждая свое господство. Тогда Анни поймет свою ошибку. Увидит, каковы его истинные чувства к ней. И, осознав эту истину, она разберется и в своих собственных чувствах.
Маркус смывал с рук раствор и размышлял. Он и не предполагал, что станет думать о другой женщине после гибели Памелы. Маркус все еще оплакивал ее, но острота боли смягчилась, и на ее место пришло нечто другое – голод, потребность. И теперь он все реже думал о Памеле и все чаще вспоминал Анни, своего ангела.
Маркус прошел через спальню в свое убежище, включил свет и радио. Струнный квартет Гайдна сопровождал его движения, пока он доставал портрет из потайного шкафчика, спрятанного за обивкой стены. Тайник существовал здесь более ста лет, и неизвестно, что хранили в нем прежние владельцы дома. А Маркус разложил на полках вещи, которые он не хотел бы никому показывать – драгоценные свидетельства минувшей любви. Он дотронулся до некоторых из своих сокровищ. О них никто в семье не должен был знать или касаться их.
Поставив панель на место, Маркус перешел к своему мольберту. Набросок становился все лучше. Он долго рассматривал его, размышляя, фантазируя. Для начала Маркус сконцентрировался на глазах Анни с их странным, экзотическим разрезом. Потом обратил внимание на короткий, вздернутый носик. А губы… Ее невероятно сексуальный рот с полной нижней губой. Маркус представил, как касается ее губ своими, как губы Анни ласкают его обнаженное тело, как ее руки прикасаются к нему. Его возбуждение нарастало, и Маркус вернулся к потайному шкафчику и достал оттуда женские черные кружевные трусики. Он расстегнул «молнию» на брюках и начал мастурбировать, не сводя глаз с портрета. Ренар представлял себе, каково это очутиться внутри ее лона, прижать ее тело своим, снова и снова вонзать свой член в нее, пока она не закричит в экстазе.