— Всё, парни, уходим, — поддержал меня Джек и тихо добавил. — Мы за дверью, если что.
Я дождался, пока в комнате не остались мы одни. Стало непривычно тихо, не считая плача, так как исчезли посторонние шумы типа перешёптываний или шороха амуниции. Да и комната будто сразу стала больше.
Остались мы. Один на один. И мне было неспокойно, будто это меня поймали, а не их. Никогда бы не подумал, что дойду до сопереживания противнику… Хотя конечно жалко их, что тут скажешь?
Я подошёл поближе, рассматривая пленников.
— Вот, значит, какие вы… — пробормотал я, пройдясь перед ними. Остановился напротив матери, которая не поднимала головы. — В первый раз встречаемся лицом к лицу. Не считая тебя, — кивнул я на парня.
В ответ он лишь плюнул в мою сторону.
Я другого, собственно, и не ожидал в ответ. Перед ними стоит убийца сына и брата, причина всех бед. Какую реакцию я ещё должен был вызывать у них? Да будь я на месте этой семьи, сделал бы то же. И всё же…
— Зря вы ввязались во всё это. Тем более зря ты ввязал в это семью, парень. Теперь спрос будет с вас всех.
— Они здесь ни при чём, — тихо ответила мать. — Это всё я.
— И ваш старший сын, миссис Рич. Вы вдвоём это устроили. Жучок, нападения… Я даже не удивлюсь, если пытали моих людей вдвоём, — и не вольно покосился на девушку. — А может и втроём.
— Она здесь не причём, говна ты кусок, — прорычал этот партизан.
Я лишь пожал плечами.
— Если бы вы пришли ко мне, то это можно было бы решить миром.
— Что, блять? — расхохотался парень. — К тебе? Да кем ты себя возомнил, уёбок?
— Тем, кто виновен в смерти твоего младшего брата, — ответил я. — Не буду отрицать, я не умею возвращать людей к жизни, но мы бы могли договориться, чтоб не доводить ситуацию до подобного.
— Договориться? Купить жизнь брата? Ты об этом?! — покраснел он от злости.
— Выплатить компенсацию, — поправил я его, — как делают во всём мире. Я знаю, деньги ничего не изменят, не исправят и не вернут вашего сына и брата, это естественно. И справедливость бы тоже не восторжествовала. Из-за этого осталось бы чувство несправедливости, боль и обида, знаю. Особенно для вашей семьи, которой и так досталось. Однако… — я развёл руками, — по-вашему это лучше?
Молчат. Парень, видимо, от злости, ничего не может сказать, но остальные просто молчат.
— Вы ничем не отличаетесь друг от друга, — тихо произнесла мать. — Вы все.
— Да, не отличаемся, миссис Рич. Но мне хочется, чтобы вы знали: мне действительно жаль, что так вышло с вашим сыном. И с вашим мужем, и вами, — сказал я матери.
— Отъебись от неё, — бросил мне парень. — Хочешь поговорить, поговори со мной, уёбок.
— С тобой? — посмотрел я на него. — А что ты хочешь услышать от меня? Извинения? Что-то я сомневаюсь.
Он открыл рот и… закрыл его, с ненавистью смотря на меня. Не знал, что сказать.
— Бесполезно что-то говорить, потому что ты не хочешь от меня что-либо слышать. Да и что бы я теперь ни сказал, ситуацию это, к сожалению, не изменит.
— Вы даже не остановились… — продолжила негромко она. — Бросили его умирать на асфальте, одного. Просто уехали, будто… будто сбили насекомое. А теперь ты говоришь, что сожалеешь. Но тебе плевать, ведь не ты и не твои родные были на его месте. И твоя жалость не вернёт его. Ничего уже не вернёт моего сына. Как и не исправит эту ситуацию.
— Если бы наше противостояние не зашло так далеко, то я бы смог исправить ситуацию. Но… боюсь, та черта уже пройдена.
— Тогда хули ты выёбываешься здесь? Зачем ты вообще припёрся? Чтоб построить из себя, блять, благородного отца-основателя или чё? Чтоб залить здесь всё жирным пафосом, какой ты невъебенно благородный, что снизошёл до нас и попросил прощения? Ах же блять, сам наркобарон просит прощения! Да я сейчас обосрусь от счастья!
— Нет, просто хотел, чтоб вы знали это. Потому что посчитал, что должен это сделать, — спокойно ответил я.
— И ты просишь у каждой разрушенной семьи его? — усмехнулся он.
Он прав, я не прошу его у каждой семьи. Просто именно они меня тронули, и я хочу, чтоб они знали, что мне действительно жаль, что так произошло. Лицемерие ли это? Или же родственные души? Чёрт знает, но в этом мире нет правильного или неправильного в большинстве случаев — есть лишь точка взгляда.
— Боюсь, что нет, — я вытащил пистолет, — не у каждой. Но в данном случае… я просто понимаю тебя.
— Да неужели?
— Да, — как это не странно. — Только в этот раз уже я по другую сторону баррикад.
— Если ты действительно сожалеешь о том, что сделал и… хотел бы исправить ситуацию, отпусти их. Они здесь ни при чём, — тихо сказала мать, кивнув на девушку с детьми. — Они не участвовали в этом.