Я бы ответил. Ответил, если бы не горел желанием сломать ей шею! Ишкуина была так близко и так далеко от меня, что я буквально орать был готов от злости и безысходности. Я попался так глупо, что становилось больно за самого себя. И последнее, что мне хотелось сделать, пока сознание окончательно не затухло — напоследок нажать на спуск. Прежде чем мой мозг окончательно перестанет даже отзываться на мысли, и я сам кану в лету.
— Жаль, колокольчик, что так получилось, но… вряд ли ты расстроишься, верно? В конце концов, я же говорила, что ты будешь моим, а? Что я буду у тебя первой? Так или иначе? А я держу клятвы.
Ненависть.
Вот что я испытывал к Ишкуине, которая гуляла по кругу, будто лиса вокруг курятника. Она щебетала и щебетала о том, как же рада меня видеть, какое наслаждение мне доставит и так далее. Она была едва ли не свихнувшейся девкой, которая увидела парня своей мечты и теперь едва не мочила штанишки. Мразь… А меня словно медленно забивали в угол собственного сознания. Я будто засыпал под всё новые и новые спутанные воспоминания, который вот-вот хлынут у меня из ушей вместе с мозгами. Можно было просто отпустить это, дать волю всему тому, что просилось из дальних уголков моего мозга, но кое-что оставалось незаконченным.
Но именно тот факт, что меня становилось всё меньше, дал возможность взглянуть на ситуацию иначе. Ведь что с того, что я клон и во мне есть программа? Что я лишь написанный биологический код, который направлен на убийство других? Я ничего уже не сделаю с этим, но я до сих пор могу убивать. Так себе успокоение, и оно ни черта не помогло, так как от всего этого мне было настолько хреново, что хотелось выть. А стоило подумать, стало ещё хуже, и появилось желание просто расплакаться. Но казалось, что сказать это про себя важно. В конце концов, это проблема, она есть, её не исправишь, но можно решить. Я до сих пор могу отправить эту мразь на тот свет. И я это сделаю.
Ишкуина… если я отправлюсь чёрт знает куда, то ты отправишься со мной…
Эта мысль, единственно реальная в нескончаемом потоке сознания, словно дала мне сил. Я не отступлюсь от попыток, даже если они не принесут мне пользы. Я буду топить всех вокруг себя — вот что я говорил, и эта ситуация не была исключением. Сегодня она точно сдохнет…
Но сначала надо было сменить тактику. Я никогда не действовал чисто физически. Пытаться двигаться — бороться с ветряными мельницами. Единственное, что более-менее работало — мои пока что собственные мозги. Было тяжело думать, будто все кричат тебе в ухо и постоянно отвлекают внимание, но я попытался сосредоточиться на ещё существующем своём «я».
— Я сдержала клятву, рассказала, кто ты, мой единственный и неповторимый девственник, — улыбнулась Ишкуина, встав предо мной. — Ты — один из тех клонов, возможно, последний, что они создавали.
Она продолжала что-то там щебетать, но я попытался сконцентрироваться. Если есть программа, то значит, её можно обойти. Если есть код, то его как-то можно переписать и сломать.
Я постарался расслабиться и как можно меньше сопротивляться, встав, как манекен. Я не сдвину себя, по крайней мере сейчас, а головная боль сбивала очень сильно. Меня и так выдавливало из собственного сознания безумным поток ненужных воспоминаний, при этом обрывочных и бесполезных. Перестал слушать Ишкуину, которая продолжала выкаблучиваться. Плевать на Ишкуину. Она ещё споёт свою последнюю песню. Я старался отстраниться от звука из её диктофона, который вызывал боль в зубах и голове. Словно его не было.
Я не мог глубоко вдохнуть или выдохнуть. Не мог присесть, чтоб немного прийти в себя. Вообще ничего не мог. Но… мои мозги были ещё здесь, моё мышление, сдобренное хорошей генетикой и уже вписанными инструкциями. Самое простое — логическая цепочка. Надо просто вспомнить и понять…
Понять…
Понять, что…
Нас всех ликвидировали…
Сердце сжалось от одной мысли, что десятки, а может быть и сотни таких, как я, были просто расстреляны, но здесь было важным другое. За что?
«Вы стали неконтролируемы».
Голос Ишкуины промчался в урагане мыслей, словно громкий вскрик. Это было моё воспоминание, утонувшее в ложных, чужих и чуждых мне.
Мы были неконтролируемы. Если это так, то значит, нас нельзя было взять даже это пищащей хренью. Мы знали выход из ситуации, знали, как противопоставить себя хитростям, что были впаяны намертво в подкорку. Возможно, методом проб и ошибок это выявили, потому что будь я там, я бы перво-наперво постарался понять, как противостоять главной опасности. Начал бы примечать, когда она сильнее воздействует, когда слабее, после чего начал бы пробовать.