— А вы часто видитесь с аристократами?
— Я финансист, как и говорил. Из-за фирмы мне приходится иногда пересекаться с ними.
— Я понимаю, — кивнула она. — Из уст обычной девушки вежливая речь выглядит скорее как желание выделиться и показать собственное превосходство.
— Нет, просто заметил за вами это.
— Просто так воспитали меня бабушка и дедушка. Они были старого уклада люди, поэтому воспитывали меня как девушку, что может представить нашу семью перед кем-либо, кто выше по рангу. Чтоб стыдно не было. Всё детство — срок немаленький. Это въедается даже в кровь.
— Понятно… И всё же от вас это звучит не высокомерно, а мило.
Она подняла ко мне взгляд, удивлённо хлопнув глазами.
— Спасибо…
К этому моменту к нам с заискивающей улыбкой подошла официантка. Подозреваю, что послали к нам самую-самую из всех.
— Добрый день, могу ли я принять ваш заказ?
Я даже не знаю, что выбрать, если честно…
— Пожалуйста, — зато с готовностью вытянулась Мария. — Будьте добры, мне…
И посыпались названия, которые для меня ничего не значили. Первое, второе, десерт, вино… Я ни слова не понял, но сделал ход конём, когда официантка улыбнулась уже мне.
— Всё то же самое.
— Слушаюсь, — кивнула она и ушла.
— Всё то же? — улыбнулась Мария.
— Будем считать, что у меня сегодня нет своего мнения, — пожал я плечами. — Я даже не представляю, что здесь выбрать, поэтому положусь на ваш вкус.
— Надеюсь, наши вкусы совпадут.
Сказать, что мне не понравилось, я не мог. Как и не мог сказать, что мне понравилось, если честно. Потому что когда еда у вас размером с харчок повара, понять и почувствовать вкус довольно затруднительно.
— У вас такое разочарование на лице, — рассмеялась Мария, отпивая вино.
— Ощущение, что большую часть еды съел официант, пока нёс сюда, — пробормотал я, тыкая вилкой в маленький кусочек чего-то.
Из-за моих слов Мария неожиданно прыснуло прямо в бокал вина. Всё, что она только что отпила, вылилось обратно. Пытаясь сдержаться, она закрыла рот ладошкой, но вино хлынуло прямо через нос, заставляя её закашляться и рассмеяться ещё сильнее. Чтоб хоть как-то скрыть свой позор, Мария схватила тряпичную салфетку и закрыла ей лицо, продолжая смеяться.
Жесть… вот это реакция… Мне аж кровь к лицу прилила.
Мария продолжала содрогаться, поглядывая на меня смеющимися влажными глазами. Успокоилась лишь через минуту.
— Эрнест, вы ещё тот злодей, нельзя смешить девушку, когда она принимает еду.
— Девушка проглотила смешинку, видимо, раз её смешат даже такие шутки.
— Просто от вас исходит хорошая аура, Эрнест. С вами меня само собой тянет улыбаться, уж не знаю почему. Вы удивительный человек.
— Не удивительнее вас, Мария. Кстати, вы говорили, что при храме есть дом для беспризорников?
— Для сирот, — поправила она. — Беспризорники, если спросите меня…
— Не спрошу, — перебил я её. Мария слегка удивлённо посмотрела на меня, но, увидев улыбку, тоже улыбнулась.
— Да ну вас, Эрнест. Вот не можете быть серьёзным ни капельки.
— Я всё время серьёзен, так что сегодня разгрузочный день. Не могу не порадовать свою душу и не подразнить вас.
— Ладно, если на вашей душе светлее от того, что вы дразните бедную юную монахиню, пусть будет так, — состроила она жалобное лицо. — Ведь некому защитить её.
— Так, не давите на мою бедную совесть и сердце. Так что вы говорили про приют?
— Я говорила, что «беспризорники» звучит грубо.
— Возможно… Вы тоже воспитываете сирот?
— По мере возможностей я прикладываю все свои силы, чтоб воспитать из этих детей божьих тех, кто будет излучать свет. Благопристойных молодых юношей и девушек, что смогут найти себя в этом непростом и иногда агрессивном мире.
— То есть вы их чему-то учите?
— Когда как, — покачала она головой. — Когда я их учу, когда просто провожу с ними время, чтоб они чувствовали, что не всем на них наплевать. Каждая из нас, прислужниц света, пытается показать им, что для нас они личности, те, кого мы любим.
— А вы их любите? — спросил я. — Только честно.
— Смотря что вы понимаете под словом «любовь». Я не могу заставить себя любить их как собственных детей, что очень жаль. Но я люблю их как личностей, как детей, на которых мне не всё равно. И стараюсь показывать это каждый раз.
— Каждый раз? У вас там смены?
— Смены, Эрнест, — вздохнула она. — Может звучит лицемерно, но от детей устаёшь, как бы ты их не любила. Это выматывает. Поэтому нам тоже нужен отдых.