Иорвет отпрянул, резко задернув штору. Лея и Вернон удивленно повернулись к нему, и эльф вынужден был смущенно улыбнуться.
— Мне нужно прилечь, — сообщил он, и тут же заметил беспокойство во взгляде любимого. Человек мог сочувствовать беде Леи всей душой, бесконечно утешать ее, но волнение за супруга всегда стояло для него на первом месте и могло перевесить все прочие тревоги.
— Тебе нездоровится? — спросил он так, будто подозревал это с самого утра. Лея сдвинула светлые брови — для нее, похоже, Иорвет был помехой, только мешал ее единению с сочувствующим дедом. Эльф поспешил покачать головой.
— Я немного замерз, пока мы ходили, — сказал он — Вернона сложно было обманывать, но не признаваться же ему в странных галлюцинациях! — посплю часок, а потом вернусь к вам.
Человек, ничуть не успокоенный, покладисто кивнул. Иорвет учтиво поклонился Императрице и поспешил выйти из кабинета. Идти в спальню он, конечно, не собирался. Он быстро проскользнул по коридору, отмахнулся от услужливого Робина, еще раз заикнувшегося об обеде, сбежал по широкой лестнице, перелетая через ступеньки, и наконец оказался во дворе — как был, без верхней одежды.
У дальнего угла, сбившись в маленькую группку, о чем-то судачили прачки. Снег, истоптанный множеством ног, белел так же, как утром, и у стены, конечно, никого не было. Испытывая острое желание нырнуть головой в сугроб, чтобы прийти в себя, Иорвет вышел на центр двора, замер, не решаясь подойти к тому месту, где прежде заметил безмолвную фигуру — боясь увидеть там маленькие следы девичьих ног, или того хуже — не разглядеть ничего. Ава умерла больше десяти лет назад, и с тех пор жила лишь в их воспоминаниях и на искусном большом портрете в главном зале. Она не таила в больном слабом сердце зла. Лишенная памяти о темном прошлом, любила свою новую семью беззаветно — и они платили ей той же монетой. Откуда же теперь взялось это наваждение?
Постояв немного под вновь зарядившим снегом, порядком замерзнув, Иорвет поплелся обратно в замок. За обедом, который все же состоялся через некоторое время, и на который Ее Величество соизволила остаться, ему кусок не лез в горло, и эльф ловил на себе тревожные взгляды Вернона. Тот, похоже, решил, что супруг и впрямь заболевал. Это было не таким уж редким явлением, но каждую незначительную простуду супруга человек переживал, почти как вспышку чумы — помнил, должно быть, как много лет назад Иорвет сказал ему, что то были признаки приближающейся старости. Таким же признаком могло быть и непрошенное видение, а, значит, Вернону о нем знать пока было необязательно.
К вечеру, когда Лея засобиралась домой, и так слишком засидевшаяся в гостях и втайне боявшаяся не застать любимого деда живым, в замок вернулся Айра. К радости Вернона, волновавшегося об условной секретности визита Леи, сын не притащил с собой ораву галдящих мальчишек, а Иорвет же напротив сейчас предпочел бы оказаться среди крикливых, шумных и самых обычных детей, чье присутствие не позволило бы его наваждению повториться.
В компании Айры ледяная Императрица Изюминка обычно страшно смущалась — в любой другой день наблюдать за этим было очень забавно, и Иорвет готов был спорить, что, прознай грозный Эмгыр о юношеской слабости своей внучки к юному эльфу-баронету, удар хватил бы его гораздо раньше. Легкий нрав, привычка не следить за своими словами и громкостью голоса, бесконечные шуточки и широкая улыбка Айры завораживали привыкшую к дворцовому этикету Лею. Мальчишка же, невзирая на высокий статус гостьи, совершенно не обращал на нее внимания, чем, должно быть, будоражил девичье воображение еще больше. Но этим вечером Изюминка едва поздоровалась с раскрасневшимся с мороза юношей, получила от него приветливую улыбку и кивок и поспешила отбыть восвояси.
Весь остаток вечера Айра рассказывал родителям о том, как вместе с мальчишками они сперва прыгали через костер, а потом затеяли игру «в короля Радовида». Вернон не одобрял этого развлечения, а Иорвет тихо посмеивался, видя странную иронию в том, что его сын-эльф чаще всего выполнял в забаве ведущую роль короля-убийцы нелюдей. Для мальчишек, родившихся при правлении доброго монарха Виктора, не знавших ни войны, ни гонений, ни голода, ни страха, это было невинным увеселением — они наряжали соломенные чучела в старые платья своих матерей и сжигали их на костре, вынося страшные вердикты, обвинив «проклятых ведьм» в чуме, войне и всех прочих бедах человечества. Вернон хотел уберечь от варварской игры хотя бы Людвига, когда тот приезжал погостить, но ни Ани, ни Виктор не видели в забаве ничего страшного. Того, над чем можно было посмеяться, не оставалось смысла бояться.
Спать отправились рано. Айра — совершенно вымотанный целым днем на свежем морозном воздухе — начал засыпать на полуслове. Он пожелал обоим родителям доброй ночи и отправился в свою комнату без лишних споров. Оставшись с Иорветом наедине, Вернон придирчиво пощупал ладонью его лоб, убедился, что жара у супруга не было, и лишь после этого с облегчением улыбнулся.
— Посидим немного? — предложил он, но эльф покачал головой. Он не чувствовал особой усталости, но вести разговоры, которые непременно свелись бы к скорой кончине Эмгыра, совершенно не хотел. Вернон покладисто кивнул, и вместе они отправились в спальню.
Ава раскусила их еще в первый год жизни Айры. Тяжелая беременность раньше туманила ее взор и притупляла проницательность, но, разрешившись от бремени и еще не погрузившись в пучину смертельной слабости, она заметила все взгляды и жесты, которыми супруги обменились, думая, что девушка на них не смотрит. Искренне считавшая Иорвета отцом своего ребенка, Ава никогда не ждала от него проявления каких-то особенных чувств. Эльф был нежен с ней, но так, как бывают нежны любящие братья, и подозревал даже, что из них двоих эльфка скорее бы влюбилась в Вернона, в чем ее можно было понять. Но, спросив у супругов, связывало ли их что-то, кроме крепкой дружбы, и получив честный ответ, Ава совсем не была шокирована или расстроена. Три года до своей смерти она прожила с ними, как еще один ребенок в крепкой семье, окруженная заботой и вниманием. Ни перед ней, ни перед Айрой супруги своих чувств больше не скрывали.
Улегшись в постель, Иорвет ждал, что они с Верноном, как обычно, первый час потратят на ласки — и даже жаждал этого, чтобы отвлечься, забыть о минувшем дне. Но человека, похоже, так впечатлил разговор с несчастной внучкой, что настроения на близость у него не осталось. Поцеловав Иорвета, еще раз убедившись, что он не погружается в горячку, Вернон заснул за считанные минуты. Прижавшись к его теплому боку, Иорвет попытался последовать его примеру. Мерно тикали большие антикварные часы в углу спальни — добыча с последнего аукциона Борсоди. За окнами шелестел снег, потрескивали, догорая, дрова в камине, и очень скоро эльф почувствовал, как сон тяжелым одеялом начал окутывать его.
Он проснулся от странного холодного дуновения на своем лбу. Не открывая глаза, поморщился — должно быть, Вернон пробудился среди ночи, чтобы проверить, нет ли у супруга температуры — ему бы еще парочку младенцев, чтобы не душил взрослого самостоятельного эльфа своей заботой… Но, прислушавшись, Иорвет услышал мерный негромкий храп человека рядом с собой — звук, без которого ночи казались пустыми и холодными даже в разгар лета.
Медленно, как утренний мороз вползает в незакрытую дверь, тело эльфа сковал необъяснимый страх. Он попытался зажмуриться, не видеть ничего, надеясь переупрямить неведомый ужас, не желая сталкиваться с ним лицом к лицу. Но над самым его ухом вдруг раздался протяжный тихий вздох, перешедший в стон.
Иорвет вздрогнул и открыл глаз. Прямо над ним, чуть припорошенная белым крошевом снега, стояла Ава — такая же, какой он видел ее в день рождения Айры. Ее лицо, прозрачно бледное, почти неподвижное, должна была вот-вот исказить гримаса боли — так же, как было тогда. Из-под низко нависавшего капюшона глаз девушки было не разглядеть, но Иорвет знал, что густая тень скрывала черные пустые провалы, которые он сегодня уже видел.