— Добрые господа! — заговорил он так звонко и радостно, что Тоби, Коди и Лаб застыли с камнями наперевес, удивленно глядя на странную остроухую букашку перед собой, — не угодно ли вам будет послушать песню об отважной троллихе, полюбившей рыцаря Маннелига, который разбил ее нежное сердце?
Тролли обескураженно переглянулись, ничего не ответив. Зяблик, не теряя времени даром, многозначительно откашлялся, приосанился и запел. Песня была старая, одна из тех туссентских баллад, что часто звучала при дворе княгини, и почти всякий раз, когда долг службы забрасывал Эренваля и его сына в Боклер, Анариетта просила маленького барда-полуэльфа спеть ее. Это неизменно очаровывало всех и каждого среди ее придворных, но тролли были, возможно, публикой куда более взыскательной.
Однако новых снарядов в них с Риэром так и не полетело. Зяблик допел первый куплет и замолчал. Самый крупный тролль, должно быть, Тоби, откинул камень и ударил кулаками по земле так сильно, что она завибрировала под ногами путников.
— Дальше! — потребовал он, но Зяблик с достоинством покачал головой.
— Пропустите моего друга, и я спою песню до конца, — пообещал он.
Тролли закрутили огромными головами, заворчали, словно совещались, и наконец Тоби вынес вердикт:
— Людь — проходи. Эльфеныш — останься и пой.
Юлиан подмигнул совершенно обескураженному Риэру, и тот, очнувшись, поспешил вперед. По пути он успел только пообещать слушателям с угрозой:
— Если с Зябликом что-то случится, я ваши бошки над камином развешу!
Но тролли, похоже, не собирались причинять вред источнику новых впечатлений. Зяблик, сохраняя между собой и ними безопасное расстояние, снова откашлялся и стал петь дальше, куплет за куплетом, пока баллада не закончилась.
— Еще, — потребовал Тоби, и его товарищи активно закивали и даже вроде захлопали в ладоши.
Пока Риэр не вернулся, Зяблику пришлось припомнить еще с полдюжины задорных застольных и солдатских песен, потому что, как только заканчивалась одна, публика тут же требовала следующую. Под конец музыкант уже почти охрип, но успех выступления был оглушительным.
Когда будущий ведьмак вынырнул из каменного разлома, Зяблик заканчивал очередную балладу, про себя прикидывая, что сделают благодарные слушатели, если его голос все же окончательно осипнет и смолкнет. Риэр решительно подошел к спутнику и глянул на троллей.
— Спасибо, — громко и четко сказал он, оттеснив Юлиана себе за спину, — а теперь — мы уходим.
— Нет! — ожидаемо запротестовал Тоби, — эльфеныш останься. Пой еще.
— Простите, друзья, — стараясь совладать со срывающимся голосом, обратился к ним Зяблик, решивший больше не высовываться из-за Риэра, — я устал, и, боюсь, новая песня вас не порадует. Но я непременно вернусь, когда отдохну, и спою вам еще. Может, даже балладу о смелых Тоби, Коди и Лабе, охраняющих проход к Кругу Стихий.
Тролли еще немного погудели, но, похоже, обещание песни о них самих сделало свое дело.
На обратном пути сквозь пещеру Зяблик молчал — горло саднило, и, шагая следом за Риэром, он даже немного запыхался. Ему очень хотелось узнать, удалось ли спутнику зарядить медальон, но сил на вопросы не оставалось, а сам Риэр рассказывать о своем приключении не спешил.
Лето ждал их у лодки. Он не слишком удивился успешному возвращению подопечного и его спутника, и даже не стал уточнять, дошли ли они путь до конца. Заговорили только в лодке — Риэр, снова сидевший у румпеля, принялся со смехом рассказывать, как Зяблик отвлек троллей песней, и Лето, не разделявший его веселья, мрачно покачал головой.
— Ты же понимаешь, что Юлиан не всегда будет под боком, чтобы помочь тебе, дуралей? — спросил он.
— Может, и всегда, — хрипло возразил со своего места Зяблик.
По пути до замка Риэр все же рассказал, что ритуал для зарядки медальона он выполнил, и, выходя из пещеры к троллям и Зяблику, даже почувствовал, как тот задрожал у него на шее — миссия была завершена успешно, и Лето, похоже, остался доволен.
— Завтра утром приступим к мутациям, — пообещал он перед тем, как путники отправились на боковую, и Зяблик почувствовал, как у него упало сердце.
Той ночью Юлиану, конечно, не спалось. Риэр завалился в постель без единого слова, отвернулся от него, накрывшись одеялом, и затих, но Зяблик чувствовал, что будущий ведьмак не спал. Оставив тщетные попытки заснуть, юноша поворочался, подался к возлюбленному и аккуратно коснулся его плеча.
— Давай используем манок Литы, — тихо предложил он, и Риэр, обернувшись, удивленно взглянул на него сквозь густую мглу комнаты.
— Хочешь, чтобы Регис тебя забрал? — спросил он ровным спокойным тоном, но Зяблику послышалась в его голосе невыразимая горечь — возлюбленный, похоже, решил, что его верный спутник готов был сдаться и отступить. Может быть, вспомнил, как Зяблик расплакался, впервые поняв, что Риэр готов был пройти Испытание Травами.
— Нет, — поспешил он разубедить его, — я же сказал, что буду с тобой до конца. Но, когда здесь была Лита, я передал письмо маме — все ей объяснил и попрощался. А ты — нет. Я подумал, может, тебе захочется передать через Региса какие-то слова семье…
Риэр резко сел, и зелень его глаз потемнела.
— Я не собираюсь с ними прощаться, — отрезал он, — потому что не собираюсь умирать.
Было видно, что разговор для Риэра был окончен. Юлиан, помолчав пару мгновений, придвинулся к нему поближе, и возлюбленный раскрыл для него объятия. В руках друг друга они наконец смогли заснуть до утра.
А наутро Риэр проснулся первым. Пока Зяблик еще лежал в постели — молчаливый, старающийся выбросить из головы роившиеся в ней тревожные мысли — принц умылся, переоделся в заранее приготовленную одежду — широкие льняные штаны и простую белую рубаху — склонился над Юлианом, чтобы поцеловать его, и Зяблик попытался выбраться из кровати, чтобы последовать за ним в лабораторию. Но Риэр остановил его.
— Не надо, — заглянув в глаза любимому, попросил принц, — останься здесь — хоть раз сделай так, как я прошу. Я не хочу, чтобы ты это видел.
Зяблик хотел возразить, напомнить, что выполнил его просьбу, отправившись с Риэром в этот опасный поход, приняв его выбор — но взгляд родных зеленых глаз был таким нежным и настойчивым, что юноша, вздохнув, откинулся обратно на подушки.
Риэр ушел, затворив за собой дверь, и для Юлиана наступил самый долгий день в его жизни.
Весь замок оказался в полном его распоряжении, и поначалу Зяблик всеми силами пытался чем-то занять себя. Он отдраил до скрипучего блеска всю посуду на кухне, перебрал и разложил припасы, почистил рыбу, которую Лето выловил накануне, пока дожидался их возвращения у лодки. Выйдя под совсем теплое весеннее солнце, Юлиан направился в конюшню, где целый час сперва чистил и без того довольно аккуратные денники, расчесывал гривы Зайцу и Кастору, второму коню, и под конец дошел даже до того, что принялся разговаривать с равнодушно жевавшими сено животными. Лошади его печалей не разделяли, и Зяблик, не найдя поддержки, вернулся в замок.
Он старался не думать о том, что происходило в это время в запертой лаборатории — но то, что Лето до сих пор не возвращался, обнадеживало. Значит, Риэр был еще жив — зачем иначе ведьмаку сидеть над его бездыханным телом?
Минуты складывались в часы нехотя — Зяблик удерживал себя от того, чтобы подойти к двери в подвал и послушать, не доносились ли снизу крики возлюбленного. Это было бы лишним доказательством, что Риэр продолжал бороться за жизнь. Но тишина была слишком страшной угрозой, и Юлиан принялся готовить ужин. У него самого за весь день не было во рту и маковой росинки, и от запаха жарящейся рыбы его замутило. Но руки, привыкшие к работе, действовали сами по себе, пока мыслями юноша оставался там, за прочными стенами и тяжелой дверью, где на ровной жесткой поверхности Унылого Альберта умирал его любимый.
Лето появился в Каминном зале, когда совсем стемнело. Приготовленный ужин успел остыть, но на быстрый угрюмый вопрос ведьмака «Есть чего пожрать?» Зяблик принялся собирать на стол. И лишь когда куски форели начали методично исчезать во рту усталого хозяина, Юлиан отважился спросить: