О Фергусе, пропавшем несколько недель назад, Иорвет почти не вспоминал. Иан тосковал по нему, волновался и, должно быть, боялся, что супруг, столкнувшись со слишком страшной проблемой, бросит его, сбежит, как однажды сбежал от целой Империи. Может быть, отцу стоило посерьезней поговорить с сыном, солгать, если пришлось бы, отговорить от побега вслед за Гусиком. Но Иорвет, слишком занятый своими бесплодными поисками, опоздал.
Он присел на подлокотник кресла и мягко притянул Айру к себе. Мальчик спрятал лицо у него на груди и снова тихо всхлипнул.
— Не плачь, — попросил Иорвет мягко, едва не заявив, что Иан был недостоин его слез, — Иан уехал, но я вернулся — и больше тебя не оставлю.
— Не верю, — прошептал Айра едва слышно, но от отцовской груди не отстранился, и Иорвет не нашел, что ответить. Он продолжал бездумно гладить мальчика по голове, пока тот окончательно не притих. Сын неловко потерся лбом о грудь отца, и тот приготовился болезненно поморщиться — кожа вокруг метки, оставленной Гюнтером, всегда была слегка воспаленной и чувствительной, к этим ощущениям за четырнадцать лет Иорвет так и не успел привыкнуть. Но на этот раз он ничего не почувствовал. Айра двинулся снова — и вновь ничего.
— Погоди минутку, — попросил Иорвет и мягко отстранил от себя сына. Тот глядел на него с удивленным вниманием, пока эльф судорожно боролся с завязками своей рубахи на груди, а потом распахнул ее.
Отметины не было. Кожа на том месте, где она была прежде, выглядела нетронутой и гладкой, и Иорвет почувствовал вдруг, как внутри у него все оборвалось.
Господин Зеркало похвалялся тем, что не сказал ни слова лжи — но и всей правды от него было не дождаться. Он приходил вовсе не к Шани — вернее, должно быть, не только к ней. Гюнтер хотел взглянуть на Иорвета, выскользнувшего из его когтей, но даже не понявшего этого.
Исчезновение метки могло означать только одно — Вернон, его глупый человек, решился на отчаянный поступок, отомстил Иорвету за годы недомолвок и тайн, за молчание и решения, принятые без его участия.
— Твой папа, — быстро обратился эльф к растерянному Айре, — когда ты в последний раз разговаривал с ним?
Мальчик моргнул, и на миг показалось, что во взгляде его мелькнула обида.
— Не помню, — пожал он плечами и отстранился от отца, — может, позавчера. Еще до того, как Иан ушел.
— Мне нужно к мегаскопу, — объявил Иорвет и рывком поднялся на ноги. Айра остался сидеть — удивительно маленький и хрупкий, похожий на деревце, выстоявшее посреди весеннего половодья. Но отец даже не обернулся к нему, спеша к двери.
Метка исчезла — а это значило, что Вернон, вступив в игру, победил в ней. Во всяком случае, Иорвету очень хотелось на это надеяться. Он запретил себе даже думать о том, что исход мог быть каким-то иным.
В дверях эльф столкнулся с Робином. Тот попятился — явно не ожидал увидеть хозяина дома так рано. Иорвет хотел велеть ему посторониться, но юноша широко улыбнулся.
— Господин барон вернулся, — сообщил он ту новость, которую, видимо, нес расстроенному Айре, — я видел, как он въезжал во двор.
Не веря собственной удаче, на непослушных ногах Иорвет, едва не отпихнув Робина с пути, бросился к главному входу. С Верноном он столкнулся у дверей — тот выглядел усталым и бледным, но, едва увидев супруга, улыбнулся ему и раскрыл объятия.
— Идиот! — закричал Иорвет, с разбега налетев на него, — как ты мог! Как ты посмел?!
Вернон удивленно попятился — он явно ожидал от этого вечера чего угодно, но только не этого.
— Да в чем дело-то? — спросил он, — она сама велела мне убираться — не мог же я сидеть там и ждать, пока она передумает.
Благородный гнев схлынул, и Иорвет непонимающе воззрился на супруга.
— Кто она? — спросил он, и Вернон возвел око горе.
— Анаис, конечно, — ответил он с нескрываемой досадой, — заявила, что моя помощь ей больше не требуется, и я могу возвращаться домой, пока она вновь меня не призовет. Переговоры, сказала она, теперь забота настоящей королевы.
— Я не понимаю, — Иорвет отступил на полшага, и рука его инстинктивно метнулась к груди — рубашка на нем по-прежнему оставалась распахнутой. Вернон шагнул к супругу, не сводя тревожного взгляда с его лица.
— А ты о чем? — спросил он негромко, тоном, каким обычно начинал допросы пленных, — что по-твоему я сделал?
Вместо ответа Иорвет пошире распахнул рубаху, демонстрируя человеку нетронутую кожу на груди. Тот сперва мельком скользнул по ней взглядом, но потом лицо его изменилось — брови поползли вверх, губы разомкнулись в несказанном удивлении. Человек перехватил руку Иорвета.
— Ты справился, — прошептал он с жаром, — ты кого-то нашел?
Иорвет сжал его пальцы в ответ и покачал головой, чувствуя, как тупая боль сдавила виски.
— Это не я, — ответил он, — я думал, ты решился сыграть с Гюнтером, но раз это не так…
— Я не понимаю, — повторил за супругом Вернон, и секундная радость в его глазах сменилась темным испугом. — Я не понимаю.
========== Освобождение ==========
— На этот раз ты перегнула палку, малышка, — заметил Ламберт и протянул руку, чтобы помочь Ани встать из-за стола. Королева послала ему раздраженный взгляд — в снисходительно наставительном тоне ведьмака слышался настоящий укор, а разговаривать подобным образом с правительницей не должен был позволять себе никто — даже близкий друг. Кроме того, за последний месяц Анаис стала такой неповоротливой, что это его вечное «малышка» звучало еще более неуместно.
— Я сделала то, что должно, — отрезала она, но руку ведьмака приняла. Спина и живот тупо ныли от долгого сидения в неудобной позе — хотя едва ли остались позиции, в которых Ани было бы удобно. Она не привыкла принимать подобную помощь — даже когда ждала двух других своих детей, но сейчас пришлось переступить через гордость и опереться на локоть Ламберта. — Я целый месяц доказывала Роше, что моя позиция по этому вопросу верна, что его провели, как мальчишку. Приводила аргументы и сохраняла спокойствие. И что получила взамен? В этой стране, похоже, больше никто меня не слушает. Все считают, что я лишилась рассудка и не контролирую себя. И мне это надоело.
— Я уверен, у Роше не было намерения тебя обидеть или поставить твою власть под сомнение, — нейтрально ответил Ламберт. Аккуратно придерживая королеву под руку, он повел ее к выходу из кабинета — и как бы самой Анаис ни хотелось сейчас лечь в теплую ванну или удобную постель, она чувствовала, что разговор был еще не окончен.
С каждым днем, прошедшим с первого раунда переговоров, на которых за ее спиной едва не было принято судьбоносное — и катастрофическое для Темерии — решение, Анаис все больше убеждалась — ряды ее искренних сторонников таяли. Королева понимала, что сама позволила ситуации дойти до этого, послав Роше вместо себя на саммит — враги поспешили воспользоваться этой ее глупостью, хотя Ани подозревала, что план по ее отстранению от власти созрел уже давно. Должно быть, Эмгыр начал готовить почву для своего последнего триумфа даже задолго до того, как Анаис приняла глупое и несвоевременное предложение Виктора.
Старый Еж мечтал об окончательной капитуляции Темерии еще с тех времен, когда был заключен первый договор о ее статусе в составе Империи. Бывшему тирану (хотя существовало ли вообще такое понятие, как «бывший тиран»?) невыносимо было осознавать, что, поработив почти весь Континент, он не смог прижать к ногтю свободолюбивое королевство, и с годами эта его мания только крепла. Эмгыр понимал, что военными методами действовать было бесполезно, и избрал иной — медленный и незаметный, но куда более эффективный путь.
Анаис не единожды оказывалась обманута им. Начать хотя бы с Фергуса, за которого она вынуждена была выйти замуж, чтобы обнаружить себя в итоге не женой бесполезного и бесправного младшего сына, а Императора Нильфгаарда, который, женившись на Анаис, вроде как заручался ее безусловной преданностью, а значит — и преданностью Темерии. Но Фергус оказался слишком слаб, чтобы соответствовать отцовским ожиданиям и слишком не заинтересован в Анаис, как в жене, чтобы исполнить вторую часть плана Эмгыра — посадить свободолюбивую провинцию на короткий поводок, привязав ее к Нильфгаарду общим наследником. Ани помнила, с каким давлением и ей, и Гусику приходилось бороться в те времена. И даже рождение Леи стало результатом чародейской интриги, предательства верной подруги и советницы, хоть и прикрытого благими намерениями.