Повинуясь еще одному жесту узурпатора, рыцари отпустили ее. Девушка устояла на ногах, но бороться со слабостью и тошнотой стало почти невозможно. Она зажмурилась и сквозь оглушительный стук крови в ушах слышала, как Риннельдор вставил в мертвый портал новый кристалл, и магический проход, зажужжав, ожил. Знающий взял девушку под руку почти ласково, мешая ей сползти на пол, и чуть подтолкнул вперед.
Под сомкнутые веки пробилась ослепительная вспышка — мгновение, и лязганье доспехов вокруг смолкло, а в нос Литы ударил слабый терпкий запах алхимических реагентов и спирта. Она содрогнулась, хотела было инстинктивно качнуться вперед, но в последний момент ей хватило сил развернуться, и содержимое ее желудка оказалось на безупречно белой мантии мастера Риннельдора. Со смутным удовлетворением Лита услышала, как он досадливо выругался, а потом выпустил ее.
Когда чародейка открыла глаза, одеяния Знающего снова сияли нетронутой белизной, но спокойной расслабленности в его водянистых глазах больше не осталось. Он смотрел на Литу с презрением — как заносчивый богач, которого по ошибке занесло в бедный район, мог бы смотреть на безнадежного пьяницу у своих ног. Лита изо всех сил пыталась не потерять сознание — после того, как ее вырвало, в голове заметно прояснилось, хотя все вокруг оставалось мутным и смазанным, точно подернутым белесой пеленой.
Мастер Риннельдор привел чародейку в тесное помещение с единственным окном, забранным редкой железной решеткой, и не нужно было обладать особым умом, чтобы догадаться — они оказались в Башне Знающего, в комнате, которую прежде, должно быть, занимал ученик Риннельдора. Во всяком случае, окружающая обстановка была очень похожа на ту, что в далекие времена описывал Иан. Здесь стояла узкая аккуратно застеленная кровать, низкий стол и неудобный деревянный стул, в дальнем углу скромно притаился керамический ночной горшок — по всему выходило, что Знающий давно подготовился к визиту гостьи и позаботился об удобствах.
— Я мог бы убить тебя прямо сейчас, — мягко и вкрадчиво заговорил Риннельдор. Выражение его глаз осталось прежним, но тон звучал почти приветливо, — и никто не смог бы осудить меня за это. В Нильфгаарде всем давно известно, что ты предала свою родину и служишь реданскому королю. Лишь слово твоего отца позволяло тебе до сих пор не только оставаться на свободе, но и посещать императорские балы и приемы.
— И ты решил предать того, кому служил долгие годы, — фыркнула Лита, стараясь сохранить остатки достоинства. Горло неприятно саднило, на языке стоял мерзкий кислый привкус, и голос звучал на удивление жалко и слабо, но юная чародейка смотрела на предателя, не отводя глаз, — скажи мне, Риннельдор, кто-то перекупил твою верность? Или жажда власти настолько ослепила тебя, что ты решился на измену по собственной воле? Ты должен знать — над Империей нависло страшное проклятье, и ты мог стать его первой жертвой. Если это так, то еще не поздно все исправить…
Он перебил ее коротким ядовитым смешком — все напускное спокойствие и мягкость слетели с Риннельдора, как листва с высохшего дерева.
— Глупая девчонка, — покачал он головой, — единственным проклятьем, что грозит Империи, стали те, кто вознамерился ее уничтожить. Анаис — мятежница, пошла против собственной дочери и против тех, кого ненавидела едва ли не с рождения. Но ее еще можно понять — Император убил ее отца и поработил ее страну. Но ты… Если бы твой отец знал, что ты выступишь с ней заодно, он был бы очень разочарован.
— Я спасла Анаис, чтобы предотвратить войну! — с неожиданным жаром возразила Лита, — а то, что сделал ты, приведет лишь к смертям и разорению.
— Ты ошибаешься, — вздохнул Риннельдор. Он стоял перед чародейкой, возвышаясь над ней на две головы, и Лита, закованная в двимерит, голая и обессиленная, сама себе начинала казаться крохотной букашкой, которую Знающий мог походя раздавить, едва заметив, — Я пытался спасти Империю, предотвратить долгие годы народных бунтов в провинциях, каждая из которых, вслед за Темерией, тоже запросила бы свободы. Эти восстания были бы подавлены — но какой ценой? Анаис, конечно, все равно — она много лет мечтала лишь о том, чтобы уничтожить Империю. А ты — либо действительно продалась Виктору, поверив в его лживые заверения о всеобщем мире и благоденствии, либо слишком глупа, чтобы понять, что ошиблась. Я уже знал того, кто, поддавшись искушению запретной магией, призрачным могуществом, решился на предательство. В тот раз ему почти удалось победить — но второй раз я этого не допущу.
— Филиппа узнает, что ты держишь меня в плену, — решила Лита выложить на стол последний козырь, — ты готов, мастер, столкнуться с мощью всей Ложи Чародеек?
— Думаешь, Ложа потратит хоть крупицу своих сил, чтобы спасти тебя? — хмыкнул Риннельдор, — что скажет твоя драгоценная наставница, когда узнает, что ее ученица обратилась к Магии Огня, которую милсдарыня Эйльхарт почти лично объявила вне закона?
Лита досадливо поджала губы.
— Тебе нечего бояться, — продолжал мастер, чуть прищурившись, — в стенах моей Башни тебе ничто не угрожает. Я не стану ни допрашивать тебя, ни пытать. Твою судьбу решит Императорский суд.
— Лея не посмеет ничего со мной сделать, — усмехнулась Лита заносчиво, — она знает, как отец любил меня.
— Лея — бастард, плод предательской связи, в ее жилах течет реданская кровь, и вскоре об этом узнают все, — Риннельдор улыбнулся, и в груди у Литы похолодело.
— Ты все знал? — тупо спросила она, чувствуя, как опускаются руки.
— Давно, — отмахнулся Риннельдор, — и Его Величество, конечно, тоже знал, но не нашел в себе сил обнародовать это. Он тоже заблуждался, надеялся, что его воспитание сделает из девчонки настоящую нильфгаардку. Но кровь — не вода. И Лея не оправдала ожиданий. А значит — ей предстоит быть судимой вместе с тобой. Но довольно разговоров. Мне нужно идти, а ты останешься здесь, пока я не исправлю то, что ты натворила. Располагайся — будь моей гостьей.
Лита хотела из последних сил броситься на узурпатора, вцепиться ногтями ему в лицо, хотя бы так выместить свою ярость. Но мастер Риннельдор отступил от нее и скрылся за дверью. Щелкнул замок, и девушка осталась одна.
Пошатываясь от слабости, Лита подошла к кровати и села. Сердце колотилось, а улегшаяся было дурнота снова волнами подкатывала из желудка к горлу. Нужно было успокоиться, обдумать сложившееся положение, но юная чародейка быстро поняла — от нее больше ничего не зависело. Она проиграла, и оставалось надеяться, что кто-то за стенами Башни Знающего еще мог вмешаться. Анаис уже должна была связаться с Виктором, а тот — призвал на помощь Филиппу. Пусть рассчитывать на благосклонность наставницы самой Лите больше не приходилось, но та могла помочь хотя бы Лее.
О том, что в Империи готовился полномасштабный переворот, Лита узнала слишком поздно, хотя признаки можно было заметить давно. После первого раунда переговоров и внезапного выступления на них Леи, мастер Риннельдор, похоже, и решил, что пора было брать ситуацию в свои руки. Его красноречия и силы убеждения не хватило, чтобы переубедить Императрицу, и он прибег к крайним мерам — к собственной магии и политическим связям, которые нажил за долгие годы служения Империи.
Знающий шаг за шагом начал лишать Лею сторонников. На Императорский Совет он и без того имел почти безграничное влияние, тем более, что теперь, когда Эмгыр лежал в забытьи — безвольный и бессловесный — его слова зазвучали гораздо громче и убедительней. Едва ли Риннельдор заколдовал прочих советников — скорее постарался убедить их в глупости Императрицы и в том, что она собиралась предать Нильфгаард в угоду своей матери.