Дверь библиотеки негромко скрипнула. Роше обернулся и увидел, как в комнату неспешно, легким шагом, как ходил по свежему снегу, почти не оставляя на нем следов, вошел Айра. Под удивленным взглядом Императрицы мальчик приблизился и встал перед ней — торжественно собранный, с непривычно серьезным выражением на бледном лице. Вернон заметил, что свой двимеритовый браслет обратно он так и не надел.
— Прости меня, Лея, — обратился мальчик к Изюминке, и та ответила ему растерянным взглядом, — я подслушал ваш разговор, но сейчас решил вмешаться. Я знаю, почему папа не хочет принимать твое предложение, и думаю, что могу помочь тебе убедить его.
Очень медленно под изумленными взглядами Роше и Леи Айра опустился перед ней на одно колено и протянул Императрице руку.
— Лея вар Эмрейс, — проговорил парнишка торжественно, — я слишком низкого происхождения и не достоин даже думать об этом. Но я подумал — может быть, это и неважно? Тебе нужен друг, а моему папе — причина перебраться в Нильфгаард, не бросив ни меня, ни отца. И потому я прошу тебя стать моей женой.
Лея, точно не поверила собственным ушам, перевела изумленный взгляд на Роше, но что тот мог ответить? От кого угодно он мог ожидать подобного предложения, но не от Айры. Сыну были чужды интересы, просыпавшиеся в мальчишках его возраста, он не интересовался девочками и никогда не обращал особого внимания на Лею. Неужто пробуждение магии так сильно сказалось на нем? В это, впрочем, можно было поверить — Роше, хоть и вырастил уже двоих сыновей-магов, так и не смог проникнуть в природу чародейства, понять ее и предугадывать ее эффекты. Кроме того, Айра ведь ничего не говорил о любви — пусть мальчик до сих пор не слишком понимал ценность чужой жизни, произошедшее в руинах могло изменить и это. Он спас малышку Лилию, он помог Анаис, а теперь, должно быть, хотел спасти и Лею, признавшуюся в собственном страхе одиночества. От одной этой мысли — такой привлекательной — на сердце у Роше вдруг потеплело.
Лея по-прежнему молчала. Она опустила глаза на протянутую ей руку, но пока не решалась ее принять. И Роше решил вмешаться.
— Как отец Айры и его законный представитель, — заговорил он серьезно, — я повторю его предложение официально, в присутствии свидетелей. И в вашей воле, Ваше Величество, будет принять или отклонить его.
— Даже если ты откажешься, — снова вмешался Айра, — я все равно хочу просить разрешения перебраться в Нильфгаард — мне нужно учиться управлять своими магическими способностями, а Императорская Академия подходит для этого лучше, чем Бан Ард.
Похоже, это его последнее замечание решило дело. Лея, робко улыбнувшись — как юная дебютантка, которую впервые пригласили на танец — осторожно сжала ладонь Айры в своей и потянула его вверх. Мальчик покорно поднялся, не сводя с нее посветлевших глаз.
— Я буду готова выслушать твое предложение вновь после коронации, — объявила Императрица, — а до тех пор, Айра аэп Иорвет, будь моим почетным гостем в столице.
И мальчик, просияв, кивнул — на этот раз с привычной беззаботной улыбкой.
СправедливостьЛита покрутилась перед зеркалом, недовольно нахмурилась и прижала ладони к уже весьма очевидной округлости живота.
— Все словно сговорились — что ты, что мама, даже Мэнно, — досадливо проговорила она, — врете мне, что я с каждым днем становлюсь только краше, но я же вижу, что это неправда. А что со мной будет еще через пару месяцев, когда я стану такой же огромной и неповоротливой, какой была дурнушка?
Регис, педантично собиравший свои инструменты после очередной процедуры, глянул на нее через плечо и мягко усмехнулся.
— Твоими стараниями в моду как раз вошли платья с высокой талией и широкими юбками, — заметил он, — и ты можешь воспользоваться собственной блестящей идеей. Детлафф сошьет для тебя хоть сотню таких нарядов — стоит только попросить.
Лита послала ему раздраженный взгляд, но потом, вдруг улыбнувшись, прижала ладонь к животу плотнее. Первые шевеления ребенка она начала чувствовать всего пару дней назад, и юной чародейке все еще сложно было поверить, что эти робкие движения внутри нее, легкие, как трепет крыльев бабочки, были признаками новой жизни.
То, что произошло, до сих пор казалось невероятным, и даже Регис мог это объяснить лишь чисто теоретически — с докладом на эту тему в Академии он явно выступать был еще не готов. Друг рассуждал о переменах, произошедших в теле Литы, благодаря постоянным переливаниям крови, которые теперь производить приходилось чаще, чем прежде, чтобы юная чародейка не мучилась тошнотой и слабостью. Упоминал о том, что размножение их с Детлаффом вида вообще было областью, им не слишком изученной — с тех пор, как высшие вампиры пришли в этот мир, их численность лишь уменьшалась. Говорил Регис и об особой связи между Литой и ее возлюбленным, о живительной магии Золотого Сердца, которую чародейка так охотно впустила в себя — да много еще о чем. На тревожные вопросы Литы «А что, если он родится с крыльями?» и «А вдруг он высосет мою кровь изнутри?» друг отвечал лишь снисходительной улыбкой и заверениями, что не даст ее в обиду.
Но каких бы теорий ни строил Эмиель, ясным — и все более очевидным с каждым днем — оставался единственный факт — ребенок в чреве Литы рос и креп. Поначалу девушка боялась, что беременность могла протекать быстрее, чем у обычных людей, или напротив — растянуться на долгие годы, чтобы плод, которого ждала почти бесконечная жизнь, мог вызреть и сформироваться. Но, к ее радости, все протекало ровно с той скоростью, с какой положено. За четыре месяца — по подсчетам Региса — Лита успела немного округлиться в талии, и все ее тело постепенно и плавно готовилось к появлению детеныша на свет. Чуть раздались и пополнели бедра, отяжелела и без того высокая грудь, и иногда, давая себе волю, юная чародейка чувствовала, как ее сердце наполняла теплая нежность к еще не рожденному младенцу — и это ощущение было, пожалуй, даже более удивительным, чем легкие толчки внутри. Прислушавшись и сосредоточившись, она могла слышать, как часто-часто билось крохотное сердце, и иногда, засыпая в объятиях Детлаффа, Лита старалась сосчитать эти удары, боясь сбиться, поймать фальшь в ровном уверенном ритме. Но дитя росло — и вместе с ним росла любовь Литы.
И хотя в ней, вместе с новой жизнью, зародилось новое, незнакомое, неосознанное пока до конца глубокое спокойствие, внешние обстоятельства, в которых юная чародейка играла не последнюю роль, совсем ему не соответствовали. Империю после восстания Риннельдора продолжало лихорадить. Юная Императрица Лея вместе с новыми советниками старалась взять ситуацию в свои руки — новый глава разведки, небезызвестный Вернон Роше, приступил к своим обязанностям с таким рвением, словно долгие годы экономил силы, берег их именно для такого случая. Суды над предателями проходили едва ли не каждый день, и маленькая правительница выносила один приговор за другим.
Лита, не вовлеченная в этот процесс, занималась своими делами — налаживать контакты с запуганными, разрозненными, недовольными чародеями оказалось сложнее, чем ей казалось поначалу. И неожиданно на помощь девушке пришла бывшая наставница. После случившегося на ступенях дворца Лита боялась, что Филиппа, чьи планы глупая ученица так неосмотрительно нарушила, объявит ее своим врагом. Но милсдарыня Эйльхарт явно почувствовала, откуда дул ветер, и решила, что худой мир был Редании выгодней доброй ссоры. Официально Ложа в дела Империи не вмешивалась, но влияния чародеек вполне хватало на то, чтобы убеждать нильфгаардских магов выходить из подполья и присягать Императрице. Лита не заблуждалась — ее собственное имя, конечно, имело значение и вес, но слово юной чародейки пока стоило довольно дешево. Чародеи боялись надеяться на улучшение своего положения, и принцессе приходилось прикладывать массу стараний, призывать на помощь все свое красноречие, чтобы переубедить их.
Восстановленная Магическая Академия Нильфгаарда получила особый статус, по примеру Северных Университетов, но до независимости Аретузы ей было еще далеко. С помощью Маргариты Ло Антиль, однако, удалось пригласить в первом семестре нескольких преподавательниц, чтобы они своим примером показывали, что у Академии был большой потенциал. Лита, ставшая при Лее советницей, не собиралась лично взбираться на профессорскую кафедру, но лекции новых учительниц посещала с удовольствием — не только «торговала лицом», но и впитывала знания, до которых до сих пор ее ум не дотягивался.