— Кто считает деньги, когда речь идет об истинной любви? — возразила она, ничуть не покривив душой. Сама Лита знала о связи сигнатур, вошедших в унисон, только из книг, и понимала опасность таких уз, но иногда ей хотелось познать их не понаслышке. Должно быть, как и всем девушкам ее возраста.
— Речь идет о государственном перевороте, — тихо и четко выговорил Виктор, посмотрев прямо юной чародейке в глаза, и та, не выдержав его взгляда, на мгновение потупилась.
— Даже если ваши действия приведут к чему-то еще, кроме счастливого брака, — ответила она недрогнувшим голосом, снова прямо цитируя Филиппу — так точно, что наставница смогла бы ею гордиться, — то будет не только ваша воля или воля Ее Величества. То будет исполнением желания народа — и Редании, и Темерии.
Виктор продолжал смотреть на нее в упор, и Лита прекрасно понимала, почему в его глазах сейчас плескалось такое тяжелое сомнение. Из уст дочери Императора Эмгыра вар Эмрейса подобное утверждение звучало, как минимум, неискренне. Но юная чародейка сказала Пиппе правду — она была равнодушна к национальным интересам, любила отца, но понимала, как работают механизмы, державшие мир в равновесии. И если для того, чтобы избежать народных бунтов и сохранить мир на Континенте, нужно было пойти на бескровный и очень красивый государственный переворот, Лита была к этому готова. И знала, что Виктор тоже это понимал.
Он помолчал еще пару мгновений, потом склонил голову и вздохнул.
— Я люблю ее, — почти прошептал он, и Лита поспешила кивнуть.
— И всем это известно, Ваше Величество, — подтвердила она, — включая мою дорогую племянницу.
На короткий миг Лите показалось, что выражение лица Виктора снова переменилось — ему словно кусочек льда из напитка попал на больной зуб. Но это длилось лишь мгновение, и юная чародейка не успела понять, что бы это значило.
В Зале Торжеств Третогорского дворца собрался весь свет реданской элиты и самые видные дипломатические чины соседних государств. Входя в просторное, убранное алым бархатом, помещение, Лита успела заметить даже несменного посла Империи — эльфа Эренваля, а это значило, что то, чему должно было случиться, достигнет ушей Императрицы уже нынче ночью. Юная чародейка приветливо кивнула послу и получила от него ответный поклон. Любопытно, решится ли Эренваль назвать ее в лицо предательницей Родины, когда прием завершится?
Перед началом Гранд-марша Виктор занял свое место на позолоченном троне под красным стягом, и еще до того, как король успел поприветствовать собравшихся и объявить о начале бала, церемониймейстер, поклонившись, возвестил:
— Ее Милость Анаис, княгиня-протектор Темерии, милостью Ее Величества Императрицы, — и Лита почти услышала, как скрипнули зубы дурнушки Ани. Королевой в Третогоре ее не именовали никогда, как бы Виктор ни старался изменить церемониал. — И Его Высочество принц Людвиг.
Ее Милость сегодня, по скромному мнению Литы, выглядела даже бледнее обычного. Анаис презирала придворные церемонии и являлась на балы только по необходимости. Она сторонилась нарядов и украшений, будто специально стараясь выглядеть нарочито небрежно, показывая всем собравшимся, что у нее не было времени на такую ерунду, как полный макияж или новое платье. По проходу через расступившуюся толпу Анаис прошла твердым солдатским шагом, и юная чародейка успела рассмотреть ее простое синее облачение, совсем не гармонировавшее с камзолом короля. Темерская наместница привыкла диктовать моду в своих землях, но здесь, среди нарядно одетой реданской знати, дам в платьях с узкими корсажами и струящимися юбками, ее свободный, скрывавший очертания фигуры балахон выглядел почти нелепо.
Следом за Анаис вышагивал рыжеволосый невысокий парнишка, стрелявший по сторонам любопытными карими глазами — принц Людвиг, по общему мнению, был копией своего отца, и в Редании его считали наследником трона, хотя официальных объявлений на этот счет пока не прозвучало. И мать, и сын, отвесили королю быстрые неглубокие поклоны, и бал наконец начался.
Лита любила танцевать, и на Гранд-марше всегда улыбалась и приветствовала тех, с кем ее сводил танец, без тени лукавства. На одном из кругов на этот раз она соприкоснулась ладонью с ледяной рукой Анаис и, получив от дурнушки мрачный тяжелый взгляд, подмигнула ей. Главной проблемой в почти безупречном плане была та, кто должна была бы прыгать от радости, получив возможность одним махом обзавестись и законным супругом, и независимостью для своего многострадального королевства. Но Ани была матерью юной Леи, а это ставило ее в довольно замысловатую позу. И Лита с нетерпением ждала теперь, как поведет себя темерка, поняв, что сбегать ей больше некуда.
За первым танцем последовал второй. Гости, не подозревавшие о планах своего короля, сосредоточились на том, чтобы получать удовольствие от бала, а Виктор упорно медлил. Когда объявили Третогорский вальс, Лита перехватила короля у какой-то престарелой графини, явно намеревавшейся урвать немного королевского внимания, и, закружившись с ним по залу, шепнула:
— Пора, Ваше Величество.
Виктор глянул на нее взволнованно, почти испуганно, как мальчишка, которого добрая матушка толкала в пару к девчонке, к которой он питал тайные чувства. Но, получив от Литы ободряющую улыбку, король кивнул и решительно сдвинул брови.
По окончанию вальса, распорядитель танцев объявил небольшой перерыв, чтобы гости успели совершить паломничество к столам с напитками и закусками, или уединиться, оставив блестящее общество. Но Виктор вдруг поднял руку, и все взоры обратились на него.
В общих танцах Анаис не участвовала. Она отвергала приглашения кавалеров и, сидя в небольшом отдалении, наблюдала за тем, как ее сын вел по кругу юную дочь какого-то барона. Сейчас, когда в зале воцарилась тишина, королева удивленно подняла глаза и встретилась взглядом с Виктором. Тот улыбнулся — и будь Лита сейчас на месте Анаис, от этой улыбки она непременно растаяла бы, как масло на солнце. Но дурнушка только нахмурилась, точно сразу поняла, к чему все идет.
— Анаис, — заговорил Виктор и сделал короткий шаг к темерке, протянул ей руку, и та, поднявшись из кресла, вынуждена была повторить его жест, — моя возлюбленная, моя единственная, — Его Величество еще накануне получил примерный текст для этой речи — его Лита сочинила лично. Но сейчас он совсем отошел от сценария, и говорил от сердца. Но так было даже лучше, — За годы, что я знаком с тобой, каждый день моя любовь к тебе лишь расцветала и крепла. Я не мыслю жизни без тебя, и хочу провести с тобой каждую минуту из отпущенных мне на этом свете. Прими этот дар, как знак моей преданности — и будь моей женой, — Виктор медленно опустился перед Анаис на одно колено, и на ладони его расцвел драгоценный дар, который Филиппа раздобыла для него у лучшего аэдирнского ювелира-эльфа. Это был довольно увесистый бриллиант, выграненный в форме лилии, и, чтобы сотворить его, мастер даже применил немного магии. Драгоценный камень был оправлен розовым золотом и располагался на длинной тонкой цепочке. Грань бриллианта поймала отблеск свечей, и гости восхищенно ахнули. Юный Людвиг, зачарованный происходящим, глядел на мать во все глаза и готов был сам нацепить на нее эту блестяшку, лишь бы она больше не раздумывала.
Теперь на Анаис были обращены все взоры, но на ее лице вдруг возникло такое выражение, точно королеву могло вот-вот стошнить. Она скользнула глазами по толпе, потом остановила взгляд на Викторе. Молчание длилось, казалось, целую вечность, и Лита уже почти слышала, как Анаис отвергает предложение короля в самых крепких выражениях. Королева медленно выдохнула, опустила голову — если бы в зале не царила непроницаемая тишина, ее голоса никто бы не услышал.
— Я согласна, — отчеканила Анаис так, словно все же посылала возлюбленного в неведомые дали.
Толпа разразилась аплодисментами. Виктор совершенно по-мальчишески подскочил на ноги, в один шаг оказался рядом с Ани и надел цепочку ей на шею. Та коснулась бриллианта, как вампир — серебряной подвески. Отдернула руку и выдавила из себя неискреннюю улыбку. Лишь по движению ее губ Лита смогла прочесть «Мне надо выйти», а Виктор, опьяненный своей радостью, быстро кивнул.