И разумней всего действительно было бы оплакать отца вдали от него, принести жертвы местным богам, помолиться Великому Солнцу — и на том успокоиться. Бессмысленный поход к родным берегам мог закончиться катастрофой — и Фергусу страшно было представить, какими последствиями обернулось бы раскрытие его тайны.
Целую ночь после получения письма он не сомкнул глаз — и все размышлял, обдумывал, взвешивал, отвергал один план за другим, и все затем лишь, чтобы, к рассвету усыпив усталый разум, наконец расслышать голос сердца. Фергус не виделся с отцом почти пятнадцать лет, но просто не мог позволить ему умереть где-то вдали — а самому себе — не сказать Эмгыру последнее «прощай». Однако принять такое решение было гораздо проще, чем реализовать его.
Герда принялась с энтузиазмом рассказывать историю какой-то своей родственницы, которую все долго считали «сухой полешкой» — та, мол, в нужный день, между Саовиной и Йуле, принесла в жертву Модрон Фрейе свои косы, и уже на следующий год нянчила здоровую двойню мальчишек. Иан рассеянно слушал, кивал, а Фергус, решив, что продолжать эту беседу было бессмысленно, и нужно было найти иной способ, коснулся его колена под столом. Иан на это касание не отреагировал, но, дождавшись паузы в лившейся, как горный водопад, истории, вдруг спросил с интересом:
— А между островами лодки еще ходят?
Герда, решившая, видимо, что ей удалось образумить глупую девочку, просияла.
— Конечно, миленькая, — кивнула она, — Сегодня днем мой благоверный с дружиной отправляются в Каэр Трольде. Думаю, они не откажутся выделить вам местечко в лодке — а вы сможете наведаться к друидам и, поклонившись священному Гединейту, спросить, какие именно жертвы лучше принести Великой Матери.
— Это было бы чудесно, — заулыбался Иан, и Герда тепло улыбнулась ему в ответ.
— Подождите, — заявила она, поднимаясь из-за стола, — я сейчас принесу вам одежду потеплее — в море сейчас и так закоченеть немудрено, не то что в ваших тулупах из рыбьего меха.
Она поспешила куда-то вглубь жилища, а Фергус слегка придвинулся к Иану и шепнул ему на ухо:
— Зачем нам на Ард Скеллиг? Ты же слышал — корабли сейчас не ходят, а друиды открывать порталы не умеют, и зачем бы им…
Иан шикнул на него, но потом ободряюще подмигнул.
— У королевы Керис есть мегаскоп, по которому она общается с твоей матерью, — зашептал он в ответ, — мы попросим разрешения поговорить с ней — может быть, Рия подскажет, как нам преодолеть Великое Море.
Удивленно моргнув, Фергус перехватил его взгляд — такая простая мысль отчего-то просто не пришла ему в голову. Бывший Император, прежде пользовавшийся мегаскопом буквально каждый день, имевший в своем распоряжении целый кабинет, в котором одновременно можно было общаться с десятком человек с разных концов Континента, прожив четырнадцать лет вдали от благ цивилизации, похоже, просто забыл, что сообщения могли доставлять не только почтовые корабли или друидовы вороны. Может быть, для матушки, когда она писала свое короткое письмо, такое решение тоже представлялось очевидным, и потому она не предложила никаких иных способов для далекого путешествия.
Герда вернулась в светлицу, разложила перед Ианом и Фергусом несколько тяжелых меховых тулупов, огромную шаль из овечьей шерсти, в которую супруги могли замотаться вдвоем, кожаные рукавицы на меху и даже две пары совершенно новых валянных сапог, в которых островитяне расхаживали всю зиму. Добрая хозяйка, должно быть, до сих пор считала, что Гуус и Иоанна, пусть и стали для них почти родными, все еще остались чужаками, неспособными пережить суровые скеллигские морозы. Пусть они оба и встретили уже полтора десятка зим с этими людьми, хозяева все еще проявляли к ним немного снисходительное гостеприимство.
Когда Иан поднялся из-за стола, Герда сама принялась обряжать его в самые теплые одеяния из принесенной кучи. Шаль, конечно, досталась супруге — жена ярла почти спеленала эльфа в нее, приговаривая, что «миленькой» главным было ничего себе не застудить, а уж о том, чтобы ребеночек появился, Модрон Фрейя позаботится. Будущему отцу же досталась тяжелая овечья шуба, шапка, тут же прилепившая уши к голове и сползшая ниже бровей, и пара высоких сапог, в которых колени почти не гнулись, и шагать приходилось, переставляя ноги по-гусиному. Фергус про себя усмехнулся — именно за подобный наряд много лет назад в снежном Туссенте ныне покойная старшая сестра прозвала его Гусем.
— Спасибо, Герда, — Иан кивнул женщине, как верному оруженосцу, только что облачившему своего господина в парадный доспех, — если родится девочка, непременно назовем ее в твою честь.
— И если мальчик — тоже, — расщедрился Гусик.
Герда отмахнулась, смеясь, но Фергус заметил, как, увлажнившись, вдруг заблестели ее глаза. Единственный сын ярла пару лет назад умер от горячки, от которой Иоанна не смогла его вылечить. Но добрая женщина не держала на знахарку зла — и давать ей подобные невыполнимые обещания, как неожиданно понял Гусик, было довольно жестоко.
— Ступайте, лодки уже у пристани, — подтолкнула их к выходу женщина, — и да хранит вас Фрейя от всякого зла.
Когда маленькая флотилия под предводительством ярла Хольгера отходила от пристани, небо было прозрачным и ясным, но через час спокойного плавания над головами путешественников сгустились тучи и зарядил крупный влажный снег. Поднялся ветер, и лодку, в которой сидели Иан и Фергус, начало кренить и раскачивать из стороны в сторону. Думая о том, что прекращение судоходства на зиму — это просто блестящая идея, Гусик отчаянно боролся с дурнотой. Он с самого детства не доверял кораблям, часто мучился морской болезнью, а за последние годы и вовсе не выбирался никуда, дальше соседних островов — да и то летом, когда море обычно бывало гладким, как отрез офирского шелка. Сейчас же, когда очередная волна, набежав, мотнула хлипкое суденышко, Фергус не выдержал, перегнулся через невысокий борт и принес в жертву морским богам все, чем Герда потчевала их на завтрак. Ярл, сидевший у румпеля, взглянув на его страдания, лишь усмехнулся.
Иан был рядом. Он гладил Фергуса по спине, когда тот общался с рыбами в морской глубине, а потом протянул ему флягу с теплым травяным отваром. В глазах ярловой дружины отважная Иоанна, не боявшаяся ни бури, ни качки, сейчас, должно быть, заслуживала настоящее почтение, заботясь о непутевом муже. Гусик и раньше по-хорошему завидовал тому, как гармонично эльф вписался в общество суровых островитян — словно прожил с ними всю жизнь и не знал иных обычаев, кроме местных. Стоило, наверно, предложить Иану остаться дома, а не делить с Гусиком скорбное и опасное путешествие. Но отступать было поздно.
В порт Каэр Трольде прибыли, когда уже смеркалось. Сгорая со стыда, Фергус принял помощь Иана, чтобы выбраться из лодки — ноги плохо его слушались, а твердая земля под ними все еще ходила ходуном. Опустевший желудок ныл, а во рту стоял неприятный кислый привкус, несмотря на живительный отвар из фляги супруга.
— Сегодня отправляться к дубу Гединейт уже поздно, — авторитетно заявил ярл, окинув взглядом жалкое зрелище, которое представлял из себя Фергус. Он, конечно, знал, куда супруги направлялись — и знал, зачем. А сейчас, должно быть, подумал, что боги жестоко ошиблись, наградив Иоанну таким бесполезным супругом, а их будущих детей — таким нелепым отцом. — Идемте с нами, переночуете в королевском чертоге.
Иан с готовностью кивнул — похоже, именно на это он и рассчитывал с самого начала. В широкой расщелине между двух высоких скалистых хребтов к северу от порта располагалась настоящая гордость властителей Каэр Трольде — большой подъемный механизм, верно служивший уже не один десяток лет. Фергус не стал говорить, что предпочел бы подняться в чертоги обычным путем — по каменистой тропе, а потом по крытому надежному мосту — лифту многолетней давности он доверял ничуть не больше, чем утлой лодочке, доставившей их в порт. Но позора для одного дня он натерпелся достаточно, а потому, сжав зубы и впившись в руку Иана до хруста, стараясь не смотреть вниз и игнорировать то, как ветер раскачивал тяжелую кабину, Фергус начал свой путь наверх. Механизм лифта скрипел и постанывал. В пространство открытого всем штормам ящика набилась сразу вся дружина ярла, включая его самого, и Гусик готов был молиться Фрейе, Великому Солнцу, Хозяйкам Леса и Дане Меабдх, лишь бы подъем поскорее закончился.