– Да брось ты! Какая же это скорость? Так, ерунда, "Запорожец" подразнить!
И ещё сильнее дала по газам.
Деревья слились в одну зеленовато-серую полосу вдоль шоссе. Ветер глухо гудел в ушах. Дымчато-русые волосы сидящей впереди Оливии жёстко хлестали Люцию по лицу. Изо всех сил она вцепилась в подругу, которая теперь вызывала в ней скорее страх, чем доверие. Люция осязала руками спокойную напряжённость худощавого тела Оливии, и ей чудилась в этом теле какая-то таинственная мускульная решимость, безрассудная, роковая; она ощутила, как начинают дрожать ноги и пробирается под куртку к самому сердцу сковывающий ужас, паника, безысходное отчаяние… Резко и грубо притянув к себе Оливию, она завопила, что есть мочи, чтобы перекричать оглушительно свистящий ветер:
– Мне страааааааашно! Останови мотоцикл! Я прошу тебя, умоляяяяю, остановииииииииии!
Оливия обернулась к ней со странной улыбкой. Но газ всё-таки отпустила. Скорость начала медленно снижаться, отдельные деревья вновь прояснились в сплошной грязно-зелёной пелене леса. Люция почувствовала, что по щекам у неё неудержимо текут слёзы.
– Это от ветра, – быстро сказала она Оливии, когда они остановились.
– Эх, ты, трусишка, – ответила та ласково, но в тоже время почти зловеще, – всего-то сто тридцать километров в час… С ветерком прокатились, только и всего.
– Смерти ты совсем не боишься, вот что, – сказала Люция с горечью и, развернувшись, пошла прочь, – я до дома пешком, извини, Лив…
– А чего мне её бояться, – прокатился над асфальтом металлически спокойный ответ.
Интонация Оливии заставила Люцию вздрогнуть. Она осознала: несколько минут назад с ними едва не произошло нечто по-настоящему жуткое и непоправимое. Мелкие колючие мурашки поднялись по позвоночнику от крестца к основанию черепа, наполнив всё тело Люции подобно тому, как наполняет рог холодное игристое вино.
12
День за днём поведение подруги всё сильнее настораживало Люцию. Она старательно делала вид, что всё по-прежнему, настаивала на том, чтобы Оливия оставалась на ночь, сглаживала острые углы. Своими тревогами она поделилась даже с Артуром, в очень деликатной, конечно, форме, стараясь не задеть достоинства подруги – Люция слишком переживала за неё, чтобы об этом молчать – но главного своего подозрения, которое заронила в её душу злополучная поездка на мотоцикле, она не открыла всё-таки никому.
В середине июля выдалась одна очень дождливая и странно холодная неделя – делать было абсолютно нечего – и они втроём – Оливия, Люция и Артур – в неизменно натянутом молчании просиживали на веранде длинные серые дни.
Вода капала с мокрых глянцевых листьев плюща, со стуком падала на деревянный настил крыльца. Полупрозрачная штора ливня то и дело занавешивала проёмы между столбиками веранды, и даже в те короткие периоды, когда дождь стихал, было туманно и невероятно мелкая морось всё равно висела в прохладном воздухе.
Оливия теперь вышивала пронзённые гвоздями кисти Иисуса Христа: привычными быстрыми движениями втыкала иголку в канву и протягивала длинную кроваво-красную нить. Люция с Артуром просто сидели рядом на низеньком диванчике у стены, соединив руки, или помещались вместе в одном кресле – молодой человек брал девушку к себе на колени. Они негромко обсуждали разные пустяки, иногда для приличия обращаясь к Оливии – та отвечала односложно, не поднимая головы от своей работы.
Целоваться при ней они стеснялись. Оба. Это была их негласная договорённость: при ком угодно и где угодно, хоть в центре людной площади, хоть на сцене, хоть в зале суда, но только – не при ней. Не под прицелом этих мрачно-спокойных глаз с застывшими капельками ртути бликами тусклого света.
– Моё общество точно не напрягает вас? – временами спрашивала Оливия, откладывая вышивку и потягиваясь.
– Нет, нет, что ты… – поспешно и как будто бы немного виновато отвечал за двоих Артур.
13
Однажды ночью Люция отчего-то проснулась и, полежав некоторое время с открытыми глазами, обрела ясность сознания. Это не было одно из тех случайных ночных пробуждений, когда непреодолимо хочется уснуть снова. Слуха Люции достигли какие-то странные звуки: далёкое мяуканье кошки? скрип соскочившей с крючка двери нужника во дворе? приглушённые рыдания? Она насторожилась. Определённо, совсем рядом, в этой комнате кто-то плакал.