– Я наоборот хочу, чтобы вы ничего не забывали. Постарайтесь, пожалуйста, вспомнить, не было ли...
– Мне надо идти, – сказала она и удалилась. Походка ее была в высшей степени грациозна.
– Не хотел бы я иметь дело с этой дамочкой, – задумчиво сказал Стадси. – Она горше самого горького лекарства.
Морелли подмигнул мне.
Дороти коснулась моей руки.
– Я не понимаю, Ник.
– Ничего, – сказал я и обратился к Морелли: – Вы рассказывали о Джулии Вулф.
– Ага. В общем, старый Кейн выгнал Нэнси из дома после того, как в возрасте лет пятнадцати-шестнадцати она попала в какую-то историю с учителем колледжа. Нэнси сошлась с парнишкой по имени Фэйс Пепплер – он был бы умницей, если бы не болтал так много. Помнится, однажды мы с Фэйсом... – Он оборвал фразу и откашлялся. – В общем, Фэйс и Нэнси держались вместе – с ума сойти! – лет пять или шесть, не считая того времени, когда он служил в армии, а она жила с другим парнем, имени которого я не припомню – он приходился двоюродным братом Дику О'Брайэну, был костлявым, темноволосым и любил выпить. Но как только Фэйс пришел из армии, Нэнси вернулась к нему, и они опять были неразлучны, пока их не сцапали за то, что они пытались шантажировать какого-то чудака из Торонто. Фэйс взял все на себя и помог ей отделаться шестью месяцами – основной срок впаяли ему. Не так давно я слышал, что он до сих пор в тюрьме. Я виделся с Нэнси после того, как она вышла – она взяла у меня взаймы пару сотен, чтобы уехать из города. Затем я получил от нее весточку, когда она вернула те две сотни: Нэнси писала, что теперь ее зовут Джулия Вулф, и ей нравится жить в большом городе: а Фэйсу, я знаю, она писала постоянно. И вот, в двадцать восьмом году, перебравшись сюда, я решил ее навестить. Она...
Мириам вернулась и встала рядом с нашим столиком, подбоченившись так же, как и в прошлый раз.
– Я поразмыслила над вашими словами. Вы, наверное, думаете, что я совсем тупая.
– Нет, – сказал я, но получилось это не очень правдиво.
– У меня есть подозрение, что я не настолько тупа, чтобы поверить тем побасенкам, которыми вы меня пытались тут накормить. Я пока еще вижу то, что находится у меня прямо перед носом.
– Ну хорошо.
– Ничего хорошего! Вы убили Артура и...
– Не так громко, девочка. – Стадси поднялся и взял ее за руку. Голос его звучал успокаивающе. – Пошли. Я хочу с тобой поговорить. – Он повел ее к стойке бара.
Морелли опять подмигнул.
– Ему такие нравятся. Итак, я навестил ее, когда перебрался сюда, и она рассказала, что работает с Уайнантом, что он без ума от нее, и, что она вообще недурно устроилась. Судя по всему, за те шесть месяцев, которые она сидела в Огайо ее обучили стенографии, и Джулия решила, что это, возможно, открывает перед ней кое-какие перспективы – ну, понимаете, вдруг ей удастся устроиться на работу в таком месте, где однажды все выйдут, оставив ее наедине с открытым сейфом. Одно агентство направило ее поработать пару дней на Уайнанта, и она сочла, что, по всей видимости, выжмет из него больше, если останется с ним и будет тянуть помаленьку, нежели чем, прихватив все, подвернувшееся под руку, тут же улизнет, и потому она постаралась сделать все как надо и прочно охомутала Уайнанта. У нее хватило ума сказать ему, что она отсидела и теперь пытается завязать и все такое прочее, чтобы не испортить себе малину в случае, если он вдруг узнает о судимости, поскольку, по словам Джулии, адвокат Уайнанта косо на нее поглядывал и в любой момент мог покопаться в ее прошлом. Не знаю точно, чем она там занималась, вы понимаете, так как это было ее дело, и она не нуждалась в моей помощи, и потом, хоть мы и были в какой-то степени дружками-приятелями, она бы вряд ли стала рассказывать мне что-нибудь такое, о чем я мог бы однажды захотеть побеседовать с ее боссом. Поймите, она не была моей девушкой или чем-нибудь еще в этом роде – мы просто были старыми друзьями, которые еще в детстве играли вместе. В общем, я встречался с ней время от времени – мы нередко заглядывали сюда, – пока Уайнант не поднял из-за этого страшный шум, и тогда она сказала, что собирается наши встречи прекратить, так как не желает терять теплое местечко из-за нескольких коктейлей, выпитых в моем обществе. Вот так оно и было. Это произошло, кажется, в октябре, и Джулия сдержала свое слово. С тех пор я ее ни разу не видел.
– С кем еще она встречалась? – спросил я. Морелли покачал головой.
– Не знаю. Она не очень любила рассказывать о своих отношениях с людьми.
– На руке у нее было обручальное кольцо с бриллиантом. Вам что-нибудь о нем известно?
– Ничего кроме того, что получила она его не от меня. Джулия не надевала кольцо, когда мы с ней встречались.
– Как вы думаете, не собиралась ли она опять сойтись с Пепплером после его выхода из тюрьмы?
– Возможно. Похоже, она не очень страдала от того, что он сидит, однако ей нравилось работать с ним, и думаю, они вполне могли бы опять объединиться.
– А как насчет двоюродного брата Дика О'Брайана – ну, того долговязого черноволосого пьянчужки? Что с ним стало?
Морелли удивленно воззрился на меня.
– Откуда я знаю?
Стадси вернулся один.
– Может, я ошибаюсь, – усаживаясь, сказал он, – но мне кажется, что из этой гусыни можно еще что-нибудь сделать, если взяться как следует.
– Особенно если взяться за горло, – сказал Морелли.
Стадси добродушно ухмыльнулся.
– Нет. Она хочет чего-нибудь добиться: например, усердно посещает уроки пения.
Морелли взглянул на свой пустой стакан и сказал:
– Должно быть, твои адские напитки оказывают благотворное воздействие на ее голосовые связки. – Он обернулся и крикнул Питу: – Эй, ты, с рюкзаком на спине, принеси еще одну. Завтра нам надо петь в хоре.
Пит сказал:
– Сию минуту, Шеппи. – Когда Морелли к нему обращался, выражение апатии и скуки исчезало с морщинистого сероватого лица официанта.
Невероятно толстый светлый мужчина – до такой степени светлый, что казался альбиносом, – сидевший за одним столиком с Мириам, подошел и тонким, дрожащим, почти женским голосом обратился ко мне:
– Значит, вы и есть тот самый парень, кто провернул это дело с малышом Артуром Нанхей...
Морелли ударил толстяка в жирный живот настолько сильно, насколько способен был ударить, не вставая при этом с места. Неожиданно вскочив на ноги, Стадси перегнулся через Морелли и заехал своим огромным кулачищем толстяку в лицо. Горбатый Пит зашел толстяку за спину и изо всех сил стукнул его по голове пустым подносом. Толстяк упал на спину, повалив троих посетителей и столик. К этому моменту оба бармена были уже рядом с нами. Когда толстяк попытался подняться, один из барменов ударил его дубинкой, после чего толстяк повалился лицом вперед и плюхнулся на четвереньки, а другой бармен, засунув ладонь сзади ему за воротник, принялся душить его, накручивая воротник на руку. С помощью Морелли они подняли толстяка на ноги и выставили его из бара.
Пит посмотрел им вслед и поцыкал зубом.
– Ох уж этот треклятый Спэрроу! – воскликнул он, обращаясь ко мне. – Когда он пьян, лучше держать с ним ухо востро.
У соседнего столика – того, что перевернулся, – Стадси помогал посетителям подняться на ноги и собрать их вещи.
– Это плохо, – говорил он, – плохо для бизнеса, однако, кто знает, где нужно провести черту? У меня здесь не разбойничий притон, но и не семинария для юных барышень.
Дороти была бледна и напугана, а Нора удивленно таращила глаза.
– Сумасшедший дом какой-то, – сказала она. – Зачем они это сделали?
– Я знаю не больше твоего, – ответил я.
Морелли и оба бармена вновь вошли в бар; казалось, они весьма довольны собою. Морелли и Стадси вернулись на свои места за нашим столиком.
– А вы, ребята, импульсивны, – сказал я.
– Импульсивны, – повторил Стадси и захохотал: – Ха-ха-ха!
Морелли оставался серьезным.