Я внимательно выслушала парня, не перебивая и в итоге его повествование совершенно не изменило моего мнения. В конце концов я с первой нашей встречи знала, что он чокнутый.
— Мне все равно, о чем вы с Питером разговариваете даже в моем присутствии, если разговор не касается меня напрямую, — прозвучало довольно холодно, но так оно и было. Я не верила, что эти двое могут беседовать о чем-то, что меня шокирует или оскорбит. — Надеюсь, ты очень хорошо обдумаешь предложение. Я считаю, что это абсолютно идеальное решение.
— Лайла, иногда мне интересно, твоя незаинтересованность — это дар или проклятие?
— Гарретт сокрушенно выдохнул, но после рассмеялся.
— Если тебе интересно, мне очень комфортно не знать о тебе ровным счетом ничего.
Моя фраза озадачила его, и он вопросительно взглянул на меня.
— Таким образом я уважаю твое право на прошлое и личную жизнь. А еще это помогает не привязываться к людям и не забивать голову ненужной информацией.
— У тебя не получилось! — возмущенно отозвался парень на мое объяснение. — Ты знаешь меня и очень хорошо. Ты знаешь, как я живу, чем увлекаюсь, кто мои друзья, какой кофе я пью и что думаю о заледеневших прудах. Ты знаешь обо мне более чем достаточно, чтобы считать тебя самым близким человеком, — он пристально смотрел на меня нахмурившись, уперто готовый защищать свои слова.
Пришла моя очередь вопросительно оглядывать его.
— Я бы хотела возразить, потому что настоящие данные заключаются в фактах, цифрах, датах и адресах, но ты прав. Я знаю тебя.
Он расслабился и улыбнулся мне довольный, что не пришлось спорить.
Ребята словно почувствовали, что мы разрешили все насущные вопросы и вернулись уже с напитками. Питер выглядел не на шутку взволнованным.
— Весь секрет в обжарке! Эмили мне все показала, я даже записал! Гарретт, ты представляешь, все дело в простой обжарке! — начал восторженно восклицать Питер, как только опустился обратно в кресло.
— Ну, не такая уже и простая, — оскорбленно фыркнула девушка, расставляя кружки.
— Конечно! Обжарка безусловно не простая, но ведь дело только в ней! Одна лишь обжарка может творить такие чудеса! — парень выглядел абсолютно очарованным и, кажется, полностью погрузился в предвкушения попытки воспроизвести те самые чудеса.
— Питер, расслабься. Ты все записал, но пробовать будешь дома. Сейчас побудь со своими друзья, — Эмили сурово его отчитала, и он мигом вернулся мыслями обратно к нам, неловко посмеиваясь.
В остальном все прошло мирно и спокойно, как и каждый раз до этого. В доброй дружеской компании мы полноценно насладились теплым апрельским днем, собирая по крупицам драгоценное ощущение счастья и беззаботности.
========== XII. ==========
На следующий день Гарретт дал свое согласие на организацию концерта, и вся компания внезапно обнаружила свои блестящие административно-организационные способности.
Марк вместе с благодетелем занялись вопросом размещения, Эмили и Питер согласовали дату в начале мая и начали рекламную кампанию, я взяла на себя вопрос оборудования, воспользовавшись помощью мистера Лиетта. Узнав о намечающемся концерте моего друга, старик пришел в такое радостное возбуждение, словно его ожидал концерт родного сына. Он обеспечил нас всей необходимой техникой и даже одолжил одну из лучших электрогитар, от вида которой у Гарретта сначала случился приступ благоговейного ужаса, но затем он словно святыню взял ее и унес в комнату, где вполне возможно плакал от счастья.
Следующие две недели музыкант провел безвылазно в комнате, время от времени терзая Питера мощными звуками своей новой подружки.
Все были предельно заняты, взволнованны и радостны. Мне было необычно участвовать в чем-то подобном, но и я разделяла всеобщее возбуждение.
Неделю до намеченной даты мы провели уже непосредственно на месте будущего концерта, которым оказалось полуподвальное помещение с хорошо оборудованной сценой, специальным освещением и просторным залом на сто человек.
Увидев помещение в первый раз, Гарретта снова пустился в панику, что все в итоге провалиться, потому что во всем мире не наберется достаточно людей, желающих послушать его музыку, чтобы заполнить весь зал. Но Питер его успокоил словами, что, если даже половина не заполнится, это будет к лучшему, потому что останется достаточно места для танцев. Я тоже внесла свою лепту, попросив его не беспокоиться ни о чем, кроме самой музыки. Он воспринял мой совет удивительно серьезно и еще усерднее взялся за репетиции.
Знаменательная дата приближалась со скоростью света, превращая наше волнение в хорошо скрываемую тревогу. Мы были уверены в Гарретте и его музыке, но при этом нас не оставлял страх, что наша затея в итоге может разочаровать музыканта и еще сильнее убедить в правдивости злых слов его родителей. Мы с трепетом ожидали назначенного дня, делая все от нас зависящее, чтобы с организационной стороны все было идеально.
За день до концерта Гарретт продемонстрировал нам всю заготовленную программу. Мы слушали его с раскрытыми ртами и святым трепетом в сердцах, не в состоянии поверить, что наш всегда такой беспечный не от мира сего музыкант смог создать что-то настолько пленительное и профессиональное. Каждая песня была в крайней степени искренней и личной. Иногда настолько, что становилось физически невозможно сдержать слезы. Со сцены посредством музыки с нами говорила нежная, ранимая душа артиста, которая словно всю жизнь ждала только этого момента. Все наши сомнения и страхи исчезли с порывом теплого майская ветерка. Мы были уверены в Гарретте, он сам нас убедил.
Столь ожидаемый нами день был самим воплощением нежности, которая может существовать только в мае. Солнце ласково пригревало, теплый ветерок разносил повсюду сладкий аромат цветущих деревьев.
Мы всей компанией и еще мистер Лиетт с благодетелем были на месте, завершая последние приготовления и взволнованно бегая туда-сюда, чтобы в последний раз точно убедиться, что все было готово на высшем уровне. Мистер Лиетт проверял звучание аппаратуры, а благодетель помогал с проверкой зала. Мы расставили несколько столов и стульев, но по большей части зал был рассчитан на стоящую публику, что казалось нам вполне подходящим, учитывая, как много песен в репертуаре Гарретта были очень даже подходящими для танцев.
Я ходила по залу, все просматривая и отмечая в списке то, что уже было сделано и что нужно проверить еще раз.
— Лайла, можешь немного расслабиться, все и так уже идеально благодаря тебе, — прервал мое занятие внезапно оказавшийся рядом Питер.
— Все будет идеально, когда я закончу со своим списком, — я даже не подняла на него глаза. Мое дело казалось мне важнее бессмысленных разговоров.
— Остановись, пожалуйста, на секунду, — он остался недовольным моим ответом, поэтому мягко взял меня за плечо и заставил посмотреть на него. Когда я подняла глаза, он продолжил: — Лайла, я вижу, что ты очень сильно нервничаешь. Не стоит. Все будет прекрасно. Мы сделали все от нас зависящее, организация идеальна и выступление тоже будет идеальным, ты знаешь это. Все пройдет как нельзя лучше, потому что через пару часов на этой сцене будет петь и играть Гарретт. Все будет идеально.
Он говорил с такой уверенностью в своих словах и верой в лучшего друга, что все мои тревоги и страхи ослабли. Я и правда не могла остановиться ни на секунду, потому что меня начинало трясти от паники. Я пыталась отлечь себя таким способом, доводя до совершенство то, что уже и так было идеально.
— Питер, что мне сделать? Я в ужасе. Что я еще могу сделать? — почему-то мне казалось, что если кто-то и знает ответ на этот вопрос, то этим человеком должен быть Питер.
Он очень серьезно посмотрел на меня, раздумывая над ответом.
— Иди к Гарретту. Он за сценой в таком же ужасе. Помоги ему, Лайла, — наконец выдал он.
Я постояла секунду, смотря на него с непониманием, но в итоге решила, что, наверное, это действительно было единственным правильным решением, и, коротко кивнув, пошла за сцену.