И он держал.
***
Густое, тяжелое спокойствие заполняло все тело, вместо крови лениво текло по венам. Окно в моей маленькой и сегодняшним утром особенно уютной комнатке было зашторено и все вокруг все еще пребывало в умиротворяющей полутьме. И только единственная тонкая полоска света на полу открывала тайну нового дня. Октябрь смилостивился и выпустил солнце.
Я аккуратно потянулась, стараясь не разбудить все еще спящего рядом парня. По моим губам растеклась довольная улыбка, скрывая все ночные страхи. Несмотря на усталость как эмоциональную, так и физическую, сон спокойным не выдался. То, что мы создали с Гарреттом прошлой ночью, было настолько прекрасно, что ощущалось нереальным. Казалось, что стоит мне открыть глаза, и он исчезнет, как сладостное видение, как сводящее с ума желание. Но сколько бы раз я ни открывала за ночь глаза, он все так же был рядом, безмятежно спящий так близко, что тепло его тела отдавалось в каждом миллиметре моей кожи.
Я расслабилась, поверив в реальность своей сказки, в спящего на моей кровати волшебного короля, в упавшего в мои объятия святого духа.
Перевернувшись на бок, в тысячный раз я скользила глазами по чертам, высеченным самым умелым скульптором. Он был моим любимым произведением искусства, на которое я никак не могла насмотреться. Каждая его родинка словно рассказывала историю о далеких звездах, влюбившихся в его красоту и пожелавших на веки вечные остаться рядом. Кто бы ни создал этого волшебного мальчика, он любил его больше всех на свете. Но даже любовь этого бесконечно великого существа не могла сравниться с той, которую вмещало мое маленькое человеческое сердце.
Словно почувствовав на себе мой полный обожания взгляд, затрепетали светлые ресницы. Сонно щурясь, Гарретт приоткрыл глаза, не понимая еще, что происходит и где он находится. Но мой взгляд напротив, наши разметавшиеся по подушке волосы, переплетающие шелк его каштановых кудрей и моего растекшегося горького шоколада, напомнили ему обо всем, что произошло. Он робко улыбнулся и смущенно скрыл лицо в сгибе локтя, пряча свои невыносимо трогательные ямочки.
— Ты такая красивая, что, кажется, я все еще сплю, — хриплым ото сна голосом прошептал парень, возвращаясь на свет божий и вновь заглядывая мне в глаза.
— Страшно представить, что ты там видишь и считаешь красивым, — так же тихо фыркнула я в ответ.
— Нет, правда. Ты как ангельское видение в витражном стекле. Как явившийся в чудесном сне святой дух, — он смотрел на меня столь завороженный, но было бы жестоко и глупо отрицать то, что он видел и во что верил. Я выдержала взгляд и серьезно кивнула.
«Я принимаю тебя, я понимаю тебе. Мы делим очень схожие видения».
========== XXXXIV. ==========
Время, отмеченное октябрем, шло неожиданно быстро. Вероятно, дело было в том, что в этом году октябрь выдался на редкость ласковым. Он не спешил уничтожать всю красоту, подаренную сентябрем, но лишь вносил свои новые краски. Дожди все еще были частыми гостями, но вместо тяготящей тоски приносили свежесть. Погода стояла идеальная для той уникальной осенней красоты и уюта, которые я прежде почему-то никогда не замечала.
Оставшуюся неделю до концерта, Гарретт все так же провел в своей пещере. Но отчаяние больше не одолевало его, и он не пытался изолироваться. Я навещала его каждый день, не пытаясь проникнуть в тот сюрприз, который он с таким вниманием готовил. В моменты моего присутствия мы просто разговаривали, пили чай и наслаждались обществом друг друга, ведь все остальное время наши мысли занимала лишь работа. Которая, между прочим, шла полным ходом у каждого из нас. У меня в целях не было закончить написание черновой версии диплома за месяц, но к этому все и шло. А Гарретт в свою очередь нашел затерявшееся вдохновение и, по всей видимости, успевал за неделю написать и отшлифовать две совершенно новые песни.
Между тем день самой масштабной студенческой тусовки года неотвратимо приближался и каждый из нас понемногу становился сосудом с трудом скрываемого предвкушения и томительного волнения. Мы старались не говорить об этом больше необходимого, но возбуждение по натянутой струне просачивалось между нами даже в самом отдаленном от темы разговоре. Мы ждали со страхом, тревогой и с бесконечной верой, которая сияющим божественным светом затмевала все опасения.
Неделя прошла в одно мгновение. День второго официального публичного выступления Гарретта был так же прекрасен, как и того первого. Даже не верилось, что октябрь перешагнул свою половину и неумолимо двигался в сторону более сурового брата. Солнце игриво пряталось и снова выглядывало из-за лениво проплывающих полупрозрачных облаков. Деревья еще не полностью сбросившие рубиново-янтарные одеяние нежно шелестели последними листочками. Ветер словно нес с собой воспоминания о ласковых весенних днях. Лучшего дня для фестиваля и представить было нельзя.
С самого утра шла суетливая подготовка, мобилизировавшая все уровни обороны. Эмили тревожно оглядывала запасы еды и термосов, приготовленных на всех посетителей фестиваля, не иначе. Мистер Лиетт и Марк проверяли и загружали аппаратуру, которую пришлось брать по упрямому требованию старика, не доверявшего никому и ничему кроме себя и своих инструментов. Питер взволнованно поглядывал на главное лицо сегодняшнего мероприятия, но тот никого не замечал, полностью погрузившись в свой недостижимый для обычных смертных мир. Я осматривала всех собравшихся и чувствовала странную гордость и уверенность. Я обещала Гарретту, что мы как самая верная группа поддержки будем рядом в этот важный, возможно даже переломный момент, делая все от нас зависящее, чтобы все прошло настолько гладко, насколько это вообще возможно. И мы действительно были здесь, все вместе, делая все от нас зависящее.
Этим утром мы почти не разговаривали с Гарреттом, но мне кажется, я понимала, что творится в его душе. Опасения Питера были напрасны, парень вовсе не изолировал себя в попытках скрыть страх и тревогу. Нет, он был спокоен и уверен. Он был благодарен. Все сторонние заботы взяли на себя мы, а он мог полностью посвятить себя тому, ради чего все это и затевалось. Музыке. И только ей.
Дверца фургона с инструментами звонко захлопнулась и Марк, как никогда довольный, потер ладони, готовый выдвигаться.
— Ну, что, команда, поехали!
Все пришло в движение. Мистер Лиетт еще раз проверил, насколько надежно закрыт задний отсек фургона с драгоценной аппаратурой. Эмили вместе с Питером заканчивали погрузку продовольствия в багажник его машины. Гарретт все так же стоял, прислонившись к капоту той самой машины, но уже немного возвращаясь к нам. Я подошла к нему.
— Все хорошо, — негромко произнесла я, теряя вопросительную интонацию. Спрашивать смысла уже не было, нужно было подтверждение. Все действительно было хорошо.
— Да, — утвердительно кивнул он. Его задумчивый взгляд был направлен куда-то вдаль. Мы смотрели на один и тот же осенний пейзаж, но мне никогда не удалось бы увидеть то, что на самом деле представало перед глазами парня. Возможно, он видел ту волшебную страну, королем которой когда-то являлся. Когда я думала о возможных картинах, которые были доступны только его ореховым глазам, начинало казаться, что корни могучего старого дерева опутывают его руки и, тянувшись вверх, вплетают в шелк его волос свои листья.
Его ладонь нашла мою и, вернувшись в наш лишенный волшебства мир, он перевел взгляд вниз, рассматривая наши уже сплетенные пальцы.
— Ты когда-нибудь думала о том, насколько все же мало нужно человеку? По-настоящему нужно? Стремиться и желать можно бесконечно, но на самом деле, каждому нужно всего пару вещей. Для каждого это что-то свое, совершенно уникальная потребность. И мы даже не знаем о том, что же нам нужно, пока это не попадет в наши руки. А потом хоть завали человека золотом, оно будет лишь мусором по сравнению с тем, что он уже имеет. Я буду сегодня выступать перед тысячами. Так много людей услышат мою музыку. Я никогда даже мечтать об этом не смел. Казалось, что я жил только для этого, что это мой недостижимый пик и все же это произойдет сегодня. Это не сон, это самая смелая мечта воплощается в реальность, а я смотрю сейчас на твою ладонь в моей руке и понимаю, что кроме этого момента мне больше ничего не нужно.