Я увлеклась сказочным видом разливающегося вокруг меня золота и напрочь забыла, о только что случившейся сцене и что парень все еще ждет ответа. О существовании слов напомнили внимательно разглядывающие меня глаза цвета фундука, они молчали гораздо красноречивее любых слов, намекая, что пора бы уже и про совесть вспомнить.
— Прости, ты не должен был это видеть, просто один его вид вызывает у меня бешенство, — было ужасно неприятно даже упоминать об этом человеке в такой близости с Гарреттом, но он по вполне объяснимым причинам тревожился обо мне.
— Хочешь поговорить об этом? — его тихий и нежный голос залечивал любые раны. До этого момента я избегала смотреть ему в глаза, боялась, что в них он увидит все еще плещущуюся на дне злость, но мне нужно было утешение, которое он с такой готовностью предлагал. Оно разливалось из его глаз.
Для меня никогда не перестанет быть удивительным, как много любви и поддержки может отдать Гарретт, когда дело касается меня. Он словно неисчерпаемый источник заботливого тепла. И сейчас он смотрел так, словно все что мне нужно было сделать — это просто шагнуть ближе и полностью раствориться в нем, словно он был готов навсегда забрать себе все, что могло меня тревожить. Он был готов запятнать свою сияющую душу моей разъедающей злостью.
— Нет, этот ничтожный червь не заслуживает, чтобы на него тратили слова.
— Я уверен, у тебя есть очень достойная причина так к нему относиться, но мне Ричард показался приятным, очень вежливым и компетентным в своей сфере молодым человеком, — в его голосе звучал невысказанный вопрос. «Что же он тебе сделал?»
— Просто ты очень добрый. Ты и про гадюку скажешь, что она очень изящная, знающая себе цену прекрасная леди. Давай не будем об этом. Однажды я расскажу тебе эту историю, но не сегодня. Сегодняшний день принадлежит тебе, и я не хочу, чтобы его испортило это сволочное подобие человека.
— Знаешь, это покажется странным, но я даже немного ревную. Ты ненавидишь его, так же как меня, когда мы только познакомились. Я завидую человеку, который может вызвать у тебя столько эмоций, — он смущенно рассмеялся.
Я не ответила, просто ласково провела рукой по его щеке.
«Нет, Гарретт. Даже тогда я не тебя ненавидела, а его призрачные следы, которые по незнанию увидела в тебе».
— Пошли к ребятам, а то мы слишком надолго пропали. Я уже предчувствую, как Питер заваливает нас своими шуточками.
Гарретт молча кивнул и мы отправились в сторону сцены, где остались наши друзья. Я еще раз оглянулась на место разыгравшейся сцены. Одно замечание не давало мне покоя. Я могла поклясться, что в последнем взгляде, который кинул на меня Ричард, не было ожидаемой насмешки. В нем было что-то другое, совершенно необъяснимое — я могла поклясться, что он смотрел с сожалением.
========== XXXXVI. ==========
Фестиваль был в самом разгаре. Люди заполнили все поле еще пару часов назад и сейчас повсюду были расстелены пледы, кто-то принес с собой раскладные столы и стулья. Нигде не осталось свободных мест, сложно было даже стоять так, чтобы мимопроходящие не задевали. В целом, можно было охарактеризовать ситуацию как несомненный успех. Несмотря на огромное столпотворение, молодежь вовсю развлекалась, умудряясь напиваться, танцевать, громогласно поддерживать артистов и при этом не мешать выступлениям.
Мы стояли у самой сцены на том месте, которое забили еще до открытия. Мы приехали не веселиться, но устоять перед сносящей с ног атмосферой всеобщего восторга было невозможно. Эмили расстелила плед, а Марк достал из переносного холодильника пиво, которое видимо, упрятал без ведома своей жены. Эмили с удивлением оглядела запотевшие бутылки и смущенно рассмеялась.
— И как я не подумала, что на фестивалях люди пьют что-то другое кроме горячего шоколада. Спасибо, милый. Ты молодец, — девушка так часто в последнее время производила впечатление сердобольной матери, что мы все разом с облегчением выдохнули, когда она выразила свое вербальное согласие с распитием слабоалкогольных напитков.
Все проходило просто замечательно и только Гарретт, которому через час предстояло самому подняться на эту сцену и отдать себя в руки этой бесспорно благодарной, но все же неконтролируемой аудитории, не мог насладиться вместе с нами. Он безотрывно смотрел на сцену, изредка вздрагивая от особенно громких вскриков в толпе.
Я подсела рядом, обвивая рукой его напряженные плечи. Он был так сконцентрирован, я ждала, что мое прикосновение удивит его, вырывая из глубоких мыслей, но видимо, даже в самые сосредоточенные моменты он держал меня где-то в поле своего внимания. В моих руках он даже немного расслабился, расправив затекшие мышцы.
— Все эти люди, — он кивнул в сторону сцены, — они такие талантливые. Выступают так, словно всю жизнь провели на сцене. Публика их любит. Они дают ей то, что она просит. Я боюсь, что я не справлюсь, что я не смогу дать ей это. Я боюсь их разочаровать.
Я прижала парня к себе чуть крепче.
— Этого не произойдет. Когда ты любишь что-то всей своей душой и делишься этим с другими, никто не будет разочарован, Гарретт. Тебе не нужно давать им то, что они хотят. Ты не за этим выйдешь на сцену. Ты дашь им только то, что сам захочешь, и они примут твою музыку с благодарностью, потому что ты поделишься тем, что создал сам, вытащил из самого сердца и облек в слова и звуки. Ты дашь им это, и они полюбят тебя, потому что поймут, что ты разделил с ними самое дорогое. Ну, это те, по крайней мере, кто еще не слишком пьян, все остальные таких тонкостей не поймут, но все равно будут в восторге. Все будет замечательно. Там на сцене ты поймешь, что все, что ты думал о тех, кто уже там выступил, касается и тебя тоже. Ты выступаешь так, словно родился только ради этого. Там твое место, твой настоящий дом. И когда ты будешь там, ты растворишься в этом ощущение. Уйдешь от нас в другой мир, где не существует ничего обыденного. Только не уходи насовсем, ладно? После того, как отдашь всего себя, возвращайся к нам, возвращайся ко мне.
В такие моменты я сама не понимала, о чем говорю. Слова сами лились из меня, словно кто-то глубоко внутри моей головы знал Гарретта гораздо лучше. Словно уже сотни и тысячи лет произносил это, говорил с его душой. И Гарретт понимал, всегда понимал гораздо лучше меня.
— Я никогда не уйду. И когда выйду на сцену, надеюсь, что смогу тебе это доказать. Сегодня я буду петь только для тебя, как и всегда, Лайла.
Он смотрел на меня вполоборота, я все еще обнимала его за плечи. Он смотрел очень серьезно, это не было банально-слащавым способом выразить свою любовь. Он действительно имел это в виду, простая констатация факта. Я так же серьезно кивнула в ответ.
***
За пятнадцать минут до выхода на сцену, Гарретт отправился в свое творческое путешествие. Девушка, отвечающая за сохранение порядка выступлений, позвала его, чтобы он успел подготовить инструменты и вовремя занял свое место. С ним пошел только мистер Лиетт, неугомонный старик не желал оставлять музыканта один на один с его сокровищами. Мы с Питером тоже порывались пойти с ними, подождать за сценой, но Гарретт попросил нас остаться. Он сказал, что ему бы хотелось видеть нас, когда он будет выступать.
Вся наша беззаботность моментально улетучилась. Сначала мы так же сидели на своем пледе, но постепенно волнение все сильнее охватывало наш разум и тела. Первым не выдержал Питер. Ни с того ни с сего он подскочил и сделал несколько неуверенных, потерянных шагов по направлению к сцене, но передумал и вернулся обратно, стоять рядом. Мы обеспокоенно следили за ним, но молчали. Каждый понимал, что сейчас творится в его душе. Когда до выхода Гарретта оставалось всего каких-то пару минут, нервы сдали у меня. Но мне некуда было рваться. Я знала, что мое место было здесь. Именно на том месте, где парень будет искать меня глазами. Я встала, чтобы быть еще ближе, чтобы он точно смог меня заметить. Марк с Эмили продолжали сидеть, но их напряжение легко считывалось и невооруженным взглядом.