Замечательные были дни. О большем мы и не могли просить после излишне интенсивной первой половины месяца. Все были довольны и спокойны, и это не могло не радовать.
Первое потрясение накрыло вполне ожидаемо, но, тем не менее, ощутимо. Не знаю, по какой причине, но из года в год статьи по итогам фестиваля выходили в понедельник, вероятно давая возможность всем участникам отдохнуть и расслабиться. Но стоит отдать должное журналистам, они не писали ничего плохого об этом событии. Словно придерживаясь негласного правила: о фестивале либо хорошо, либо ничего.
В наш знаменательный понедельник мы едва переступили с Гарреттом порог кофейни, как на нас налетела сверх меры восторженная Эмили. Мы сначала перепугались, но Марк следовал за ней с легкой улыбкой и стопкой макулатуры.
— Гарретт, о тебе написали везде, где можно и где нельзя тоже написали! Посмотри на это! Твое имя на первой полосе всех газет и на обложке всех журналов! Ты сенсация! — девушка выпалила все это на одном дыхания, что мы даже не успели осмыслить сказанное.
Захотелось сразу же переспросить, убедиться в том, что нам не послышалось, но в этот момент подошел Марк.
— Она серьезно, парень. Все издания, которые написали о фестивале, говорят о тебе как о главной находке десятилетия.
Он разложил те газеты и журналы, которые держал в руках на ближайшем столике и действительно с каждой на нас смотрели громкие заголовки по типу «Гарретт Борнс — новый голос поколения», «Таинственная звезда покорила молодежную сцену. Что дальше? Бродвей?!», «Неограненный алмаз показал себя на «Посвящении», «Новый мессия популярной музыки». Я выпустила смешок при виде последней надписи. В самую точку.
Гарретт растерянно водил пальцами по бумаге, едва заметно шевеля губами, проговаривая про себя заголовки. Он был в очевидном шоке. Оставалось лишь надеяться, что его нестабильная психика справится с этим потрясением.
Я приобняла парня за талию, оказывая поддержку. Без слов напоминая, что если он оступится, то я здесь. Я словлю.
— Ты как? — чуть слышно, так чтобы услышал только он, я произнесла, выдыхая ему где-то в районе шеи.
— Скажи честно, я сплю? — так же тихо спросил он. Я чуть сжала руку, немного оттягивая кожу его винтажной куртки, чтобы он почувствовал прикосновение. Нет, это не сон.
— Я уверен, со дня на день тебя ждет предложение от какой-нибудь крупной звукозаписывающей студии. Такими темпами в начале следующего года уже сможешь выпустить альбом, — увлекшийся Марк вовсю расписывал красочные перспективы, но его голос доносился словно откуда-то издалека, укрытый вуалью. Сложно было поверить в уже произошедшее, а его картины будущего казались сюжетами научно-фантастических романов.
— Как думаешь, родители могли это увидеть? — внезапно спросил Гарретт прозрачным, ничего не выражающим голосом. Он обращался в пространство, и никто не знал, от кого он ждал ответ. Ответственность взяла на себя Эмили.
— Скорее всего — да, милый. О фестивале писали не только специальные издания, но и ежедневные газеты. И даже если они сами не читали, им должны были сообщить, — мягко ответила девушка, не уверенная, что нужно вкладывать в эти слова: сочувствие, поддержку или радость.
Кажется, парень тоже не знал, как ему следует реагировать на эту новость. Он лишь безэмоционально кивнул. Я сжала руку еще сильнее, неосознанно притягивая к себе парня ближе. Он начал исчезать, уходить куда-то далеко, откуда потом будет очень сложно его вызволить. Я не могла позволить этому случиться, он должен был оставаться рядом со мной.
Я кинула многозначительный взгляд на супружескую пару, без слов прося оставить нас наедине хотя бы на пару минут. У нас не было секретов от ребят, но все-таки гораздо легче было бы вытащить парня без лишних свидетелей. Все-таки я не обладала особенной профессиональной нечувствительностью, которой мог похвастаться Питер, проводя свои терапевтические сеансы при всем честном народе.
Мой взгляд был понят, и парочка ретировалась, объяснив свою спешку набегающими посетителями, которых на самом деле было не так уж много этим пасмурным октябрьским утром. Гарретт даже не заметил, что мы остались одни. Он все также сверлил невидящим взглядом разложенную на столе макулатуру.
— Прием, Гарретт на связи? — я опустила вторую руку ему на талию, чтобы слегка встряхнуть, напоминая о своем присутствии.
— Мне, наверное, стоит им позвонить, объяснить, что произошло, — рассеянно подал голос парень. Пазл начал складываться. Видимо проблема заключалась в том, что он не мог по вполне объяснимым причинам понять, как ему стоит себя чувствовать. Здравый смысл наверняка говорил, что он должен быть в восторге, он ведь добился того, о чем никогда и мечтать не смел. Кто бы мог подумать, что однажды о его таланте будут писать хвалебные оды все печатные издания города и даже парочку регионального масштаба. Но насквозь отравленные голоса самых родных людей тихо шипели из закоулков сознания, что ничего хорошего не произошло, скорее наоборот: вся ситуация ощущалась как выбивающая почву из-под ног катастрофа.
В надежде, что мне удалось правильно прочесть внутренний диссонанс парня, я постаралась подобрать правильные слова.
— Тебе не нужно никому звонить и ничего объяснять. Если твои родители узнали об этом и позвонят с любой другой целью, кроме как от всей души поздравить с твоим ошеломительным успехом, то тебе не стоит их даже выслушивать. Все происходящее — это целиком и полностью твоя заслуга, твое собственное достижение и твои родители не сыграли в этом даже минимальной роли. Все эти похвалы и восхищения не благодаря им, а вопреки. Ты все сделал сам, своими силами, только потому что ты — тот, кто ты есть. Поэтому постарайся даже не думать о них, это твоя победа, и они не стоят того, чтобы ты хоть на секунду засомневался в ее значимости.
— А если они правда позвонят? Если мама расплачется в трубку, а отец скажет своим профессиональным безапелляционным тоном, что я единственное разочарование их семьи? Я не знаю, что смогу сделать в таком случае. У меня никогда не получалось выстроить защиту перед ними. Ты знаешь, они юристы, у них что защита, что обвинения — отточены до автоматизма, — его голос все еще звучал очень слабо, но прогресс был заметен, он уже обдумывал теоретическую ситуацию, пусть и в таком негативном виде.
— Если это все-таки случится, дай мне поговорить с ними. Я им четко по полочкам рассортирую, почему и как именно они должны тебя поддерживать. У меня получится, я же все-таки начинающий ученый — у меня талант защищать сложные случаи перед бескомпромиссной комиссией. И еще кое-что, я тебе раньше не говорила, но у меня, можно сказать, с детства развит навык разборок с юристами. У меня мать — судья, — я слегка хмыкнула, заметив его удивленный взгляд. Это был хороший знак, он выплывал, возвращался ко мне.
— А мы с тобой и правда друг другу судьбой предназначены, — Гарретт лукаво улыбнулся, и тема была закрыта.
========== L. ==========
Дальше день перетек в привычное русло. Вместе со стопкой газет и журналов мы с Гарреттом перекочевали за наш привычный угловой столик в задней части кофейни. Разобравшись со своими чувствами, парень стал принимать возобновившийся восторг супружеской парочки так, как и изначально должен был: смущенно, но с огромной радостью и горделивым ощущением правильности происходящего.
Мы увлеченно изучали содержания статей, и большинство из них вызывали сдавленные смешки претенциозностью своего содержания. Хотя, с другой стороны, во мне шевелилось чувство, словно все эти громкие слова вовсе не были таким уж преувеличением. Это было сложно осознавать, наблюдая главного героя всех этих восхвалений прямо напротив себя — доброго, простодушного мальчишку, которому даже сложнее было поверить во все происходящее. Он в изумлении вглядывался в написанное и на лице читался немой вопрос «это что все обо мне?». Время от времени вопрос озвучивался в виде: «Это я-то новый Дэвид Боуи?», «Подожди-подожди, вот тут пишут — следующий король популярной сцены. Это о ком?», «Это юное дарование управляется с гитарой так, словно как древнегреческое божество был рожден с нею в руке. Я ничего не понял».