Ночь я провела в кровати Гарретта с жаром и лихорадочными снами. Не самая приятная выдалась ночка, но парень героически ухаживал за мной, меняя влажные компрессы на лбу, меряя температуру, пичкая лекарствами и всякими лечебными жидкостями, запасы которых к утру подошли к концу. Что, собственно, и являлось причиной отсутствия моего парня в квартире на момент тирании Питера Ужасного.
Он все еще не вернулся, так что приходилось занимать себя просмотрами всяких научно познавательных программ и неприятными размышлениями. Прошлое меня больше не беспокоило, по крайней мере далекое. Теперь мне не давал покоя собственный сволочизм, несдержанность и неумение держать язык за зубами.
Пройдя через огонь, лед и медные трубы я уже могла осмотреть ситуацию с другого ракурса и отчетливо увидеть позицию мистера Лиетта, который конечно же поступил так исключительно мне во благо. Он был прав, говоря, что я бы ему не позволила ничего сделать, если бы меня спросили. Поэтому он и поступил так как поступил и все сделал правильно, а я совершенно несправедливо обидела старика. Задела человека, которому была как дочь, о чем он неоднократно повторял. Да и что кривить душой, я сама всегда думала о мужчине как о замене отца. Как легко у меня всегда выходило рушить то, что казалось надежнее крепостных стен.
Вот за этим самоедством меня и застал вернувшийся из своего похода за медицинской провизией Гарретт. Я по любимой своей привычке задумалась настолько глубоко, что совершенно не услышала звук открывающейся двери, шуршание пакетиков, шаги парня, его слова. Из своих размышлений удалось вырваться только в тот момент, когда совершенно неожиданно для меня парень оказался сидящим на корточках перед диваном, внимательно заглядывающий в мое еще секунду назад отсутствующее лицо. Я вскрикнула от неожиданности, вызывая легкий смех парня, который имел совесть находить уморительными мои неловкие черты.
— Ты вернулась, ангел мой. В какие внутренние дебри забрела?
— Не издевайся. Ты сам не лучше, — смущенно пробормотала я, отводя взгляд. Вот ведь клоун нашелся.
— Знаю, мы с тобой делим одни и те же плохие привычки. Но я совершенно серьезно. Над чем задумалась? У тебя лицо было очень несчастное.
Ну конечно, у меня ведь всегда все наружу. Никаких тайн не скроешь с этой мимикой, по крайней мере не от мальчика, который словно телепатически мысли мои считывал.
— Я ведь еще не рассказала тебе, что вчера произошло, — осторожно начала я, сминая нервными пальцами ни в чем неповинное одеяло. — Я встретилась с Ричардом. Он сам предложил, сказал, что нам нужно поговорить. И я не хотела идти, конечно же нет. Я бы лучше месяц только ночные смены в лаборатории брала, чем с этим человеком видеться. Но он был прав. Нам стоило встретиться, иначе ни один не смог бы дальше спокойно жить, избавившись уже от этих уродливых шрамов, которые нам оставило общее прошлое. Мы поговорили, я ушла первая, попала под дождь и как-то не справилась с управлением собственным телом и вот мы тут. Но я не об этом думала. Дело в том, что мой номер Ричарду дал мистер Лиетт. Как ты понимаешь, меня перед этим никто не спросил и когда я узнала, я почувствовала, что меня предали. Мистер Лиетт пытался объяснить свой поступок и сейчас то я уже прекрасно понимаю и полностью с ним согласна, но тогда слова сами вырвались и я, ну, наговорила лишнего. И даже не подождала, чтобы он как-то мне ответил. Нет, я просто ушла, оставляя его в магазине одного с этими ужасными словами. И мне нужно извиниться, сказать, что я совсем дура невоспитанная, эмоции свои контролировать не могу. А он во всем прав был, и я благодарна за то, что он за меня решил. Ведь я сама совершенно не могу действовать себе на благо. Да и в принципе ничего хорошего делать не умею, только и плююсь ядом, от которого потом пытаюсь дорогих людей отмыть. Но ведь полностью и не выйдет, токсичные вещества все равно часть свою возьмут и навсегда оставят эти разводы на сердце. И они ходить будут, притворяясь, что все в порядке, что совсем не болит уже. Но я-то знаю, знаю кто причина всех этих шрамов. Ненавижу себя за это, — под моими руками уже почти трещала бедная ткань, принимая на себя всю горечь, изливающуюся откуда-то изнутри, толи в районе живота, толи выше где-то под сердцем.
Гарретт взял мои ладони в свои, успокаивая беснующиеся пальцы или спасая свое одеяло, а может и то и другое.
— Не мучай себя раньше времени. Ты еще даже не попыталась поговорить с ним и не знаешь, что он думает и как себя чувствует. Если все как ты сказала, и он действительно в страшной обиде, то я не стану тебя останавливать. Будешь терзаться сколько захочешь, но сейчас не надо. Это лишь обессилит и растормошит твои и так многострадальные нервы. И если тебе интересно мое мнение, я уверен, что ты, ангел мой, снова решила все грехи мирские взять на себя и преувеличиваешь свою вину. Я знаю мистера Лиетта достаточно, чтобы не сомневаться в его намерениях и в том, что он лучше любого другого тебя понимает и не злится. Думаю, ждет пока ты остынешь, пересмотришь вопрос, и сама к нему придешь, — он освободил одну руку, положил мне ее на затылок и нежно притянул к себе, лбом ко лбу. Не знаю, какие он вечно использовал колдовские приемы, но легче становилось всегда. Я согласно кивнула.
— Вот и замечательно, а теперь я буду лечить тебя, чтобы ты побыстрее снова стала полноправным членом общества и отправилась делать свои ангельские дела, — он окончательно выпустил меня из своих рук и исчез где-то позади в стороне кухни, через мгновения отзываясь шуршанием пакетиков.
Я недовольно сморщилась, предвкушая очередное горькое зелье, которое якобы должно было поставить меня на ноги в кратчайшие сроки. Но на душе было спокойно. Гарретт прекрасно справлялся со всеми взваленными на себя обязанностями, успокаивая мой тревожный разум и умиротворяя непомерное чувство вины. Я улыбнулась, про себя допуская мысль, что и сама влияю на него схожим образом.
========== LVII. ==========
Через обещанные пару дней я действительно чувствовала себя в разы лучше и уже могла вырваться из безусловно внимательных и заботливых, но все же оков двух парней. Первым делом я, конечно же, забежала в университет, проверить, не взорвали ли они там все в мое отсутствие, но дела на кафедре шли тихо и спокойно. Научный руководитель хотел было поворчать, что нынче студенты совершенно несерьезно относятся к святая святых науки, но увидев мой все еще болезненный вид, решил тактично промолчать.
Следующим по списку у меня стоял визит к мистеру Лиетту и мои слезные извинения и вроде бы я была более чем настроена выполнить задуманное и времени на моральную подготовку и составление речи было предостаточно, а я все равно застыла как истукан перед дверью с висящим на ней самодельной звинелкой. Стоило всего лишь чуточку подтолкнуть дверь и дорога назад оборвалась бы древним, трухлявым мостом, нависшим над пропастью. Этот шаг требовал всего моего мужества и именно его сборами я и занималась перед входом в магазин.
— Ну входи ты уже, трусиха, — пробормотала я себе под нос, мысленно давая себе необходимый пинок и видимо по инерции от фантомного удара все-таки шагнула вперед, двигая злосчастную дверь, которая словно рассмеялась надо мной звонким переливом колокольчиков.
Деваться было некуда и я зашла внутрь, полной грудью вдыхая до дрожи в коленках родной аромат сухого дерева и жидкости для полирования. Это придало мне сил. Я не могла позволить себе потерять это место и его хозяина вместе со всеми воспоминаниями, связывающими нас. Я уже достаточно упускала по собственной глупости и трусости, но всему есть свой конец, и пора мне уже было поставить эту злосчастную точку на прошлой себе, которая только и умела, что сбегать.
Уже гораздо увереннее я двинулась прямиком к стойке, за которой, как и всегда, стоял дорогой моему сердцу пожилой мужчина, занятый полировкой деревянной поверхности перед собой. Я могла бы подождать и позволить ему самому заметить меня, но в этот раз была моя очередь говорить, поэтому я тихо позвала его. Он сразу же поднял голову, одаривая меня теплой улыбкой. Кажется, Гарретт был прав. В очередной раз, когда дело касалось меня.