У меня никогда не было и не будет друга драгоценнее. Питер может быть жутко раздражающим, нетактичным. Временами в нем пересиливает психотерапевт и он становится холодным и замкнутым. Но как бы он ни менялся, что бы ни говорил и ни делал, он никогда не перестанет быть для меня самым родным человеком. Я никогда не смогу отплатить ему за все, что он сделал и до сих пор продолжает делать для меня. Честно говоря, иногда от этой мысли становится горько. Мне бы хотелось быть для него таким же светлым и нужным человеком. Дарить ему все то же, что он с такой, казалось бы, легкостью дарит мне. Но это невозможно, потому что если для меня наше знакомство стало первым и необходимым чудом, то в его жизни оно не было хорошим событием.
Он всегда был до предела добрым и сочувствующим, а я словно паразитировал на всем хорошем, что он так щедро мне дарил. Деформировал его заботу, превращая ее в обязанность. И по-хорошему мне бы стоило послушать голос совести и отцепиться от него еще тогда в школе. Нужно было запереться в своем фальшивом убежище и не принимать его доброту. Тогда возможно он и не стал бы жертвовать своей жизнью ради меня. Но сейчас уже поздно что-то менять, потому что ничего и никогда не исправит того факта, что я превратил его жизнь в кошмар, на который он никогда не должен был соглашаться.
========== LIX. ==========
— Что ты имеешь в виду, Гарретт?
Мне не нравилось, куда зашел наш, казалось бы, невинный разговор. От горечи и чувства вины в словах и голосе парня сдавливало грудную клетку, свинцом заливая легкие. Каждый отголосок вины как наковальней отдавался в моей голове, выбивая способность мыслить здраво, растекаясь зубной болью, кровью на кончике языка. Казалось, что если прямо сейчас что-то не сделать, не предпринять, то меня накроет с головой этой беспроглядной чернотой, утянет на дно вместе с Гарреттом, который от сдавливающей боли уже даже не мог шевелиться, потерял возможность сопротивляться. Нужно было выныривать, откашливать вязкую вину, облепившую горло, делать глубокий вдох чистого свежего воздуха, не отравленного ядовитым прошлым и вытягивать за собой парня, потому что он снова вступил на тонкий лед, провалившись под который в этот раз уже не выберется.
— Питер никогда в этом не признается, но мне это не нужно. Я и так знаю, что свою профессию он выбрал из-за меня. По той простой, но глупой причине, что мне была нужна и до сих пор нужна помощь, которую мне негде было искать, не у кого просить. И он решил перекроить всю свою жизнь, отказаться от своих целей, чтобы вытащить меня. Я не хотел этого, никогда не просил, но его было уже не переубедить. Когда в выпускном классе он сказал мне, что решил не поступать в медицинский, вместо этого выбирая психологию, я не понял, почему он так резко изменил свои планы, но принял, потому что это было его решение и я доверял ему. Но позже, совершенно случайно, я услышал их ссору с отцом. Он тоже не понимал, почему его сын, который со средней школы бредил поступлением в медицинский, имел для этого все необходимые баллы и рекомендации, внезапно передумал и выбрал по большей части гуманитарную специальность. Да еще и такую эмоционально выматывающую и ну, по большей части, неблагодарную. И Питер ответил, что он не может позволить себе учиться в медицинском, потому что это займет слишком много времени и он может не успеть. Я бы и в этот момент не понял, к чему он клонит, но следующие слова его отца прояснили картину более чем. Их я помню дословно: «Ты не можешь подстраивать всю свою жизнь под нужды друга. Это неблагодарное дело спасать утопающего, в итоге он просто утянет тебя вместе с собой. Кто тогда разрушит свою жизнь, чтобы спасти тебя?». Дальше я там оставаться не стал.
Так оставлять было нельзя. Я может и эгоист, но позволить лучшему другу портить себе жизнь, только потому что сам себе помочь не в состоянии — это уже слишком. Как ты понимаешь, все мои слова были словно камни о стену. Он переводил тему, сводил все в шутку, а в конце концов сказал, что менять свое решение он не будет, и все дальнейшие разговоры на эту тему поддерживать не собирается. Мне пришлось смириться и принять его жертву. В конце концов это было сделано для меня, но подарок оказался слишком дорогим. Я никогда бы не смог отплатить чем-то хотя бы в половину столь же ценным. Поэтому единственное что я могу сделать и без сомнения буду делать всегда — просто быть рядом и принимать его таким, какой он есть и каким может быть из-за своей работы. Не создавать лишних проблем, следить за своим здоровьем и залечивать раны, который оставляют такие же пользующиеся его добротой нуждающиеся в помощи. И это тоже моя вина. Он хотел спасти только одного, но сейчас его на части разрывают целые толпы несчастных, вынимают последние осколки живой души, забирают себе и уходят. А он несмотря на выстроенную стену из шуток и иногда нечеловеческого холода, все равно с улыбкой протягивает окровавленные крупицы сочувствия, оставаясь один и ни с чем. Боюсь, что в итоге его отец окажется прав. Только вот не я его в итоге на дно потяну, но я буду тем, кто свою жизнь разрушит, но его спасет.
— Знаешь, я думаю, что Питера не так уж легко сломить. Мои слова имеют мало ценности в этом вопросе, я не так давно с ним знакома, редко вижу и практически ни разу не разговаривала по душам, но что-то в нем и о нем позволяет мне считать, что мы похожи. Не сильно, конечно. Мне до его добродетелей как египтянам через Красное море, но у нас схож образ мышления и защитные механизмы. И если я права, то никто не сможет утащить его на дно. Если уж он там окажется, то только потому что сам прыгнул за каким-нибудь легкомысленным любителем прогуливаться по тонкому льду. Но и в таком случае, переживать не стоит. Раз прыгнул, значит сам вынырнуть сможет и еще очередного бедолагу вытащит. Ему никогда не нужен был спаситель, так как это его роль, которую он принял, потому что мог. Сил было достаточно. И сейчас все еще достаточно, потому что ну не выглядит он как человек на грани. Ему сложно, он очень устает и это заметно, но он держится и будет держаться, потому что сам это выбрал. Собственноручно дорогу эту построил и будет идти по ней, пока ноги держат. А как поймет, что дальше некуда, впереди обрыв, то просто свернет и начнет в другом направлении камни раскладывать.