— У вас такие чудесные ушки, душа моя, — сладким голосом отозвался портной, не отрицая и не давая прямого ответа.
— Это и есть та самая таинственная невеста диара? — она понизила голос, но я все-таки расслышала.
— Вы чем-то недовольны, — теперь инар Рабан сокрушался. — Вас что-то не устроило в работе моих подмастерьев?
— А ей вы лично шьете? — ревность и недовольство в голосе агнары Керстан была столь явной, что я даже поежилась.
Что ответил почтенный мастер, я уже не расслышала, потому что папенька вывел меня в маленький коридор, где нас ожидал один из помощников инара Рабана, знакомый мне еще со времени посещения нашего поместья портным.
— Прошу, агнары Берлуэн, — поклонился нас мужчина.
— А вот и снова я, — сам мастер догнал нас, отделавшись от ревнивой посетительницы. — Мне не терпится увидеть ваши глаза, душа моя.
Мы вошли в комнату, уставленную манекенами, на которых были надеты разнообразные наряды из тех цветов, которые для меня отобрал портной. Смятение, волнение, неверие — вот, что я ощутила, глядя на красоту, представшую мне. Дыхание перехватило, и я схватилась за грудь, пытаясь сделать глубокий вдох.
— Ох, инар Рабан, — хрипло произнесла я, — вы смерти моей хотите, не иначе.
— Простите? — на лице портного отразилось недоумение, и я закончила:
— От восхищения. Это… это же настоящее волшебство! О, Мать всего сущего, это же… это просто божественно…
На этом мои слова иссякли, и произнести единственное, что сейчас засело в голове, было бы верхом неприличия, потому что так и хотелось протянуть с придыханием: «И это все моё-о». Папенька не скрывал улыбки, глядя на меня, а я, подобно малому ребенку в игрушечной лавке, переходила от одного манекена к другому, не понимая и половины назначений этих нарядов, но восторгалась неизменно у одних платьев тонкой работой, искусной вышивкой, изысканными кружевами, у других строгостью покроя и минимализмом украшений.
А когда обернулась к портному, то увидела на лице его умиление. Мастер раскинул руки и поспешил ко мне, воскликнув:
— Дитя мое, дайте же я обниму вас! Какая чистота эмоций! Это такое удовольствие! Такая радость…
Он смахнул навернувшуюся слезу и от души сжал мне плечи ладонями, коротко прижав к себе. Папенька недовольно кашлянул, но инар Рабан не спешил отпускать меня. Он отстранился, заглянул мне в глаза и с чувством произнес:
— Отныне вы моя любимая клиентка, агнара Берлуэн. Вас я всегда буду принимать лично! Только обещайте мне, что не будете привыкать к красоте и останетесь такой же чудесной и впечатлительной.
— Я очень постараюсь, инар Рабан, — искренне ответила я.
— А теперь давайте поглядим, как все это сидит на вас, — улыбнулся портной и велел: — Зовите горничную, агнаре будет нужна помощь.
Помощники инара снимали платья с манекенов, готовя их к примерке. Папенька и мастер присели на диван на изогнутых ножках, о чем-то негромко переговариваясь, и я осталась в одиночестве. Однако длилось это недолго, потому что в комнате появилась миленькая девушка-горничная. Она приветливо улыбнулась мне и увлекла за собой в соседнюю комнатку, дверь в которую я не сразу заметила.
Девушка бережно отцепила мою шляпку, помогла снять платье и взялась за первый из подготовленных нарядов. Скажу честно, предвкушение и радость очень быстро сменились апатией и усталостью. Повторять раз за разом один и тот же ритуал оказалось нудно и утомительно. Снять одно платье, надеть другое, выйти к мужчинам, выслушать придирчивые замечания мастера, выстоять, пока он подбирал там, подкалывал здесь, что-то помечал, ворча на своих подручных. После уходить в примерочную комнату, снять платье, надеть следующее… И так раз за разом, снова и снова. Но я старалась сохранять на лице улыбку, чтобы не огорчать инара Рабана. Впрочем, он уже обращал мало внимания на мои эмоции, целиком поглощенный работой.
Пока шла примерка, солнце скрылось за тучами и пошел дождь, еще больше усугубляя усталость и раздражение. Я уже не видела красоты нарядов, ожидая чудного мгновения, когда эта пытка закончится. От шпилек началась легкая головная боль, зевота то и дело норовила распахнуть рот, спина ныла, хотелось сесть и замереть, отупело глядя перед собой, однако я продолжала послушно перемещаться из комнаты в комнату, менять наряды и тихо мечтать о возвращении в родовое гнездо, где смогу упасть на кровать и провалиться в сон.
— А теперь главное блюдо, — торжественно объявил инар Рабан, когда я уже готова была вздохнуть с облегчением. — Внесите!