Никакого ответа. Моего друга нигде не было видно. Я побежал вдоль берега. Слезы, застревая в горле, мешали дышать, так что я уже сам не разбирал, что кричу.
— Милый Трине, покажись!
Что это мелькнуло вон там, у камней, торчащих из воды? Не он ли вынырнул на миг?
Я отвязал мешок и вошел в воду. Поток сразу потянул меня. Течение было очень сильное, но я удержался на ногах, добрался до камней и уцепился за них. Не разжимая рук, я шагнул по мягкому глинистому дну туда, где глубже.
Наконец я снова увидел Трине, теперь я был уверен: это точно он. Я поспешил к нему и крепко схватил.
— Я тебя нашел!
Но только я перестал держаться за камни, как течение с такой силой подхватило меня, что я не устоял. Ноги засосало глинистое дно, и не успел я и пикнуть, как оказался под водой.
Я выпустил Трине и завертелся в черном холодном водовороте. Я не знал, где низ, где верх, вокруг была лишь вода. Неумолимая бурлящая вода, которая вертела мной как хотела. Хватка реки становилась все крепче, словно она пыталась раздавить меня. Так я долго не выдержу!
Я почувствовал, что зацепился за что-то. Может, за ветку? Я бешено замолотил ногами, завертелся всем телом, чтобы как-то вырваться, но не смог освободиться. В отчаянье я открыл рот и втянул воду вместо воздуха. «Все, теперь мне крышка», — успел я подумать. Вот теперь Господин Смерть придет и за мной и заберет к себе. А моя оболочка так и останется тут в реке, покачиваясь в волнах, пока в конце концов не соскользнет с сучка и не уплывет в море. И папа будет изо дня в день сидеть на крыльце, напрасно ждать меня и плакать. А Нинни примется лизать ему щеки, но так и не сможет утешить. Самое ужасное то, что папе не будет ни в чем утешения.
Нет, Господину Смерть меня не получить! Так просто я не сдамся! Я ощутил прилив сил, забарахтался еще отчаяннее и вдруг нащупал какую-то опору. Оттолкнувшись, я выплыл на поверхность и ухватился за ветки ольхи — те самые, за которые зацепился курткой от пижамы. Держась за них, я выбрался на берег. А уж там упал на колени, и вода хлынула из меня как из кувшина. Она текла и текла, словно я выпил половину реки. Когда наконец поток иссяк, я поднялся на дрожащих ногах. И представьте — какое везение! Чуть поодаль на четвереньках стоял Трине. Изо рта и пятачка у него хлестала вода. Я бросился к нему и обнял.
— Ты цел!
Трине застонал и закашлялся. Наконец вся вода вытекла из него, и он в изнеможении опустился на землю.
— Тьфу! Это был настоящий кошмар! — пробормотал Трине, дрожа всем телом.
Он сидел, обхватив колени руками, бледный и промокший до нитки.
— Зачем ты бросился в реку? — спросил он.
— Чтобы спасти тебя, конечно.
— Почему?
— Почему?!
Не знаю, разозлился я больше, чем огорчился, или наоборот.
— Ты едва не утонул! — сказал я. — Ты мог умереть!
Он покачал головой.
— Нет, я не могу умереть. Я же тебе говорил.
— Ах да… А чего же ты тогда так перетрусил? Там, на мосту?
— Ну, там же было высоко! А я боюсь высоты, — объяснил он.
Я надолго задумался, пытаясь понять, что именно произошло.
— Но я видел, как ты тонул… И что ты тогда чувствовал?
Он пожал плечами.
— Было мокро.
— А дышать ты мог?
— Нет, ясное дело, не мог. Под водой ведь нельзя дышать.
Тогда я снова задумался, а потом спросил:
— Что будет, если ты, например, порежешь палец?
— Будет больно, конечно, — ответил он.
— А если ты горло себе перережешь, что тогда?
— Ну, кровищи будет много.
— Но ты не умрешь?
— Нет.
— А если упадешь со скалы высотой в несколько сот метров?
Трине поежился.
— Прям мороз по коже. Я наверняка переломаю ноги и руки.
— И шею?
— Возможно.
— Но не умрешь?
— Нет. Но придется довольно долго полежать в кровати с шиной на ноге.
Я посмотрел на черную ленту реки. Теперь она казалась такой спокойной, такой безопасной. Красивая водная гладь, скрывающая ужасные бурлящие глубины.
— А что случится, если ты заболеешь? — допытывался я.
— Заболею?
— Ну, вдруг у тебя появится комок в теле, который нельзя убрать.
Он улыбнулся так, будто я сказал что-то невероятное.
— Его можно будет убрать.
— Но если он слишком большой?
— Каким бы большим он ни был, надо будет просто выскоблить все до конца, — сказал Трине и развел копытами. — Если нельзя умереть, значит нельзя.
— Понятно.
— Конечно, мне потом придется полежать, чтобы как следует поправиться, — добавил он. — Я, может, не сразу встану на ноги и пущусь в пляс. Слушай, а мы все-таки пересекли границу!