Я раздраженно дернула молнией, застегивая значительно полегчавшую косметичку. В голосе князя мне послышались уважительные интонации.
— Тебя послушать, так Орден — белый и пушистый, а так же светлый, чистый и вообще образец вселенского добра, — сердито проворчала я, задвигая на задний план воспоминания о том, что еще недавно мне в голову приходили похожие мысли. — А сколько судеб поломали эти милашки в балахонах — можно забыть?
Максимилиан неторопливо уложил пакет с моими свитерами в рюкзак и потянулся за следующим свертком.
— Найта, никто не говорит, что все действия инквизиции — благо. У меня самого к смотрителям крупные счеты. Но ведь Орден и пользу приносил, не находишь? Помнишь его девиз?
— «Контроль над магией есть созидание порядка», — процитировала я самое любимое высказывание инквизиторов и вынужденно согласилась: — Да, порядка раньше было больше. Но мне показалось, Ксиль, что с какого-то момента эту фразу в верхах переиначили. «Контроль над миром и созидание кошмара» — вот чем теперь занимается Орден. Ты же не будешь спорить, что… Максимилиан?
Князь, из любопытства раскрывший одну из полиэтиленовых сумок, застыл со счастливой до идиотизма улыбкой на лице. Сумрачная синь глаз посветлела — как будто тучи ушли с небосклона.
— Ты… — голос шакаи-ар дрогнул. — Ты хранила ее? Все эти два с половиной года?
О чем он говорит? Я с недоумением заглянула в пакет. Обыкновенная рубашка…
О, боги! Я же совсем забыла! Это же та самая!
— Ксиль, прости, — повинилась я, торопливо отбирая у шакаи-ар находку. — Это должно было стать сюрпризом. Хотела тебе отдать еще на даче, как проснешься, но совершенно из головы вылетело. После штурма базы тоже закрутилась с письмом, с объяснениями-головомойками… Надо бы отгладить и…
Максимилиан, казалось, меня не слушал. Он продолжал радостно-отстраненно смотреть на свои руки — теперь уже пустые.
— Ты хранила ее… — тихо прошептал князь. Лицо у него было совершенно потрясенное. В голове у меня зазвенело — верный признак того, что кто-то перебирал мои воспоминания, не особенно церемонясь. — Как в книгах каких-то. Все два года таскала с собой, как талисман, а когда в лаборатории что-то не получалось с противоядием — доставала ее, вспоминала…
— Так легче было. Просто иногда я почти не надеялась, что все получится.
— Не надеялась — но два года жила только моими проблемами? Все время думала обо мне?
— Нет, — я отвернулась сконфуженно. — Не хватало силы воли. Постоянно отвлекалась на что-то. Иначе закончила бы за несколько месяцев.
— Ты могла бы жить в Замке-на-Холмах и развивать свой дар. Могла бы учиться. Устраивать личную жизнь, в конце концов, — он отложил злополучную рубашку в сторону и медленно придвинулся ко мне — плавно, словно перетекая из одного положения в другое. Склонился к моему лицу… — Два года я мог говорить только с тобой, потому что любой шакаи-ар отыскал бы меня через такую связь и, конечно, попал бы в ловушку. Два года ты отвечала мне, позволяла смотреть твои сны. Я… никогда такого не чувствовал. Сейчас мне почему-то хочется заботиться о тебе, но это не благодарность. И не ответственность, как с моими кланниками, — он был так близко, что я даже могла почувствовать на губах его дыхание. — Мне кажется, это нечто иное. Я хочу быть с тобой очень долго, и посмотреть, какой ты станешь. И чтобы ты оставалась рядом со мной. Странное чувство. Мне кажется, что я тебя…
— Найта! — забарабанил в дверь брат. Я дернулась и развернулась, заехав Ксилю по зубам. Он сдавленно ругнулся. — Найта, ты скоро там? Давай откладывай свой рюкзак и иди за стол! Мама обедать зовет!
Наверное, впервые в жизни мне захотелось послать Хэла подальше. Например, в Академию. Экзамены сдавать. Рэмерту.
Гм.
— Подслушивал, — с непередаваемым выражением протянул Ксиль. — Такой момент испортил, зараза. Все боялся, что я тебя съем, наверное.
— Так ты знал, что он под дверью стоит? — я уперлась ему руками в грудь, отодвигаясь и заглядывая в невинно распахнутые глаза. — Знал, — констатировала я. — Почему мне не сказал?
Ни тени вины.
— А зачем? Ты была такой милой… — он быстро наклонился, слегка касаясь губами моих губ. Не поцелуй — так, мимолетная дружеская ласка. Как кошка носом тыкается в протянутую руку. — Давай, собирайся. Элен действительно ждет. А у нас еще будет время… много времени наедине, — и подмигнул мне.
Я покраснела, представив себе это времяпрепровождение. Хелкар за стенкой нюхом почуял неладное, занервничал и с новой силой задергал ручку:
— Нэй, ты что, уснула там? А дверь почему заперта? Захлопнулась, что ли? Этот гад с тобой ничего не сделал? — слова юного некроманта прозвучали почти угрожающе.
— Пока нет, — с намеком отозвался князь. — Но готовлюсь.
— Ксиль! — возмутилась я. — Не надо провоцировать моего брата.
— Да, да! — донеслось из-за двери. — Не надо меня провоцировать! Я страшный, злой и голодный. Нэй, так ты идешь?
Я с трудом подавила вздох.
— Иду.
Щелчок пальцами — и дверь распахнулась, едва не врезав брату по лбу. И правильно, нечего шпионажем заниматься. Мрачно — практика некромантии сказалась — оглядев творящийся в моей комнате хаос и Максимилиана, прикладывающего все усилия по его устранению, Хелкар доверительно шепнул мне на ухо:
— Неплохо ты его приспособила. Так, глядишь, и надрессируешь… может, и получится что-нибудь приличное.
Максимилиан глянул исподлобья и выразительно усмехнулся, показав острые кончики клыков. Брат поперхнулся и быстро поправился:
— Э-э… Прошу прощения. И Элен вообще-то и вас тоже приглашала к столу, Максимилиан. Или вы, гм, не голодны?
— Нет, — уже откровенно напоказ оскалил клыки князь, поднимаясь на ноги и оправляя одежду. — Но с удовольствием присоединюсь к трапезе.
Обед проходил совсем по другой схеме, нежели обычно. Зачастую мы с братом устраивали долгие дискуссии за столом о прочитанных книгах, о друзьях, о буднях в Академии и прочей ерунде. Трепались по часу, а в это время еда в тарелках остывала, а мама начинала нервно поглядывать на часы и закипающий в десятый раз чайник.
На сей раз нам довелось убедиться, что обеденные разговоры — черта семейная. И Элен может дать своим деткам в этом деле солидную фору, особенно если найдет подходящего собеседника — такого, как Северный князь. И все бы ничего, но они говорили о политике, в которой ни я, ни Хэл ничего не смыслили. Так что нам с братом оставалось только сидеть над опустевшими тарелками, дожидаясь десерта — пока у мамы и Ксиля не иссякнет поток красноречия, на чай с пирожными рассчитывать не приходится.
— … нельзя, тем не менее, отрицать, что среди людей ведется пропагандистская работа, — горячо размахивала вилкой обычно сдержанная Элен, позабыв даже о своей неприязни к шакаи-ар в целом и Максимилиану в частности. — На первый взгляд это не так уж заметно. Но сравните фильмы, которые выходили на экраны лет семь назад, когда мои маленькие ходили в школу, — «маленькие» обменялись унылыми взглядами, — с тем, что показывают сейчас.
Северный князь медленно кивнул.
— Да, я понимаю, что вы имеете в виду. Можно проиллюстрировать ваши тезисы примерами — взять хотя бы образ шакаи-ар… ну, или, вернее, облюбованный людьми собирательный образ вампира в кинематографе и литературе. Пик его популярности пришелся на прошлое десятилетие. Каждый год тогда выходило по нескольку книг и фильмов, в которых эта раса выставлялась в положительном свете. Страдающий герой, темный герой… Персонажи с клыками, крыльями и прочими демоническими атрибутами определенно вызывали симпатию. То же самое с образом ведьмы. Прилавки по всему миру были завалены историями о похождениях милых колдуний-знахарок и не менее обаятельных магов. Большая часть выпускаемой печатной продукции приходилась на литературу низкого сорта, но популярности образа волшебника, волшебницы и других «фантастических» героев это не умаляло. А теперь… — Максимилиан нахмурился и ожесточенно ковырнул вилкой кусок рыбы. — В умах людей демоны и вампиры — то, как представляет человечество шакаи-ар — снова превратились в «кровососов», в «нежить». Все обладатели острых клыков превратились или в безмозглых, зависимых от луны оборотней, или, э-э…