— Ругательство? — дотошно уточнила я. В слове «кмерна» ничего предосудительного не слышалось — корень «мерен» с обычной для аллийского выпадающей гласной, означающий «извилистость, изворотливость, искаженность», приставка и суффикс… Обычное такое слово. — Это что-то типа «проныра»?
Максимилиан, подслушав мои размышления, ухмыльнулся.
— Молчала бы уж, лингвистка-любительница. Кмерны — это такие змейки ядовитые. Помнишь, как нам не повезло с аллийскими развалинами в Срединном лесу? Так вот, те ползучие твари, которые поначалу успешно притворялись лианами, и есть кмерны. Так что самое близкое ругательство на твоем родном языке будет «гадина».
— Что-то вроде этого, но более экспрессивно, на грани приличия, — согласно кивнула Лиссэ. — Самое удивительное, что Меренэ, хотя и мстит тем, кто называет ее Кмерной, но, как говорят, втайне гордится своим прозвищем.
— Ну, ничего удивительного. Некоторым женщинам льстит, когда их называют стервами, а происхождение этого слова еще неприятнее, — щегольнула я знанием человеческого менталитета.
Лиссэ хмыкнула, а князь только пожал плечами и с трогательной непосредственностью сграбастал вышитую желтую подушку, будто куклу. Я улыбнулась, чувствуя странную теплоту в сердце. Потребность обнимать и тискать кого-то — или хотя бы что-то — после пленения инквизицией превратилась у Ксиля в навязчивую идею. Тактильный голод — так, наверное, назвал бы это Дэриэлл. И в такие моменты, как сейчас, расслабленный, открытый и странно уязвимый, Максимилиан казался почти ребенком. Обманчивое впечатление, если подумать.
Мне сразу вспомнилось, каким опасным, хищным и пугающим выглядел князь всего несколько часов назад. И даже думать не хотелось, каков он на самом деле…
В аллийских лесах, дальше к западу, водились дикие кошки. Роста они были невеликого, едва ли больше овчарки, да и на вид нестрашные. Умильные круглые мордочки, яркие голубые глаза, мягкая серая шерстка и трогательные кисточки на ушах… Будучи в хорошем настроении, эти киски могли без страха подойти к костру, выклянчивая чего-нибудь вкусненькое, поурчать или, играясь, прихватить лапой кончик пояса. Но стоило сделать резкое движение, сказать что-то слишком громко — и ласковые мурлыки превращались в хищных тварей с кинжально острыми когтями, ударов которых боялись даже медведи. Вот такого кота и напоминал мне порой Максимилиан… И я не помню, чтобы кому-то когда-нибудь удавалось приручить лесного хищника.
Или подчинить шакаи-ар.
— Найта? — рассеянно переспросил вполголоса Ксиль, будто не расслышал мои мысли. Оно и к лучшему. — Ох, ну я же не всегда тебя «прослушиваю», — улыбнулся он и, откинув подушку, сел рядом со мной. — Нужно иногда и самому подумать, разве нет?
— Тебе виднее, — согласилась я и склонила голову на уютно теплое плечо. Лиссэ покосилась с неодобрением, но ничего не сказала. Сегодня тетушка вообще была на редкость снисходительна, и не только к выходкам шакаи-ар. — Кстати, а чего это там Дэйр застрял?
— Сам себе жалуется на жизнь, — охотно пояснил Максимилиан. — И ругает сестру. Найта, а ты знаешь, что твой любимый целитель — жуткий нытик?
— Он не нытик, у него жизнь тяжелая, — строго поправила его Лиссэ. — И вслух Дэриэлл никогда не жалуется. А что там творится у него в голове — его личное дело, согласись.
— О… да.
Ксиль умудрился произнести два коротеньких слова с такими непередаваемо-многозначительными интонациями, что на месте Дэриэлла я бы смутилась до полной бессвязности речи. Но, к счастью, Дэйра в гостиной не было.
— Возможно, с вами он и сдержан, но в моих объятиях недавно закатил чудную истерику, — Ксиль скромно опустил густые ресницы. — Так трогательно плакал, прятал лицо у меня на плече, цеплялся в рубашку — едва пуговицы не отодрал…
Лиссэ нахмурилась.
— Раз сорвался — значит, была причина.
— Я не спорю, — очаровательно улыбнулся князь. — Ему она даже казалась серьезной. Дэриэлл такой ранимый мальчик, м-м-м?
— А ты бьешь по больному, не стесняясь, — раздалось сухое от двери. Улыбка Максимилиана увяла, как цветок на солнцепеке. Дэриэлл сощурил глаза, сейчас скорее черные, чем зеленые. На лице его проступала нечеловеческая усталость — в таком состоянии неприятности уже воспринимаются, как нечто само собой разумеющееся. — Впрочем, насчет тебя у меня иллюзий и не было.
— Ну, Дэриэлл, нельзя же так реагировать на дружеские… — Ксиль выглядел расстроенным. А я думала, только ли выглядел или…?
— Не стоит извиняться, — мягко прервал его целитель. Чуткие пальцы медленно поглаживали растрепанную косу. — Удивительно, что твоего благородства хватило так надолго. Я слышал, шакаи-ар быстро приедаются игры.
— Игры?.. — Максимилиан, казалось, не мог понять смысл слов.
— Не важно. Забудь, — криво улыбнулся Дэйр, опуская руку в карман. — Нэй, маленькая, я домой пойду. Не обижайся. Голова сейчас развалится и вообще слабость страшная, — он не удостоил князя даже взглядом, но Ксиль непроизвольно сжался, подтягивая меня поближе, как будто отгораживаясь. — Можешь пока еще посидеть с Лиссэ, обсудить приготовления к балу. Платья, прически и прочие женские штучки — ну, ты понимаешь. Проход через зеркало потом настроите?
Я недоверчиво переводила взгляд с князя на целителя и обратно. Это что, ссора? Ох, как не вовремя… Хотя нельзя сказать, чтобы я не понимала Дэриэлла. Ксиль немного перегнул палку.
— Да, конечно, — успокоила Лиссэ целителя. Сережки-колечки звякнули в такт кивку. — Сделаем одноразовый «туннель». Иди, не волнуйся. Посидишь перед сном в купальне, глотнешь какого-нибудь эликсира — и утром будешь, как новенький. А за Найтой я присмотрю.
— До встречи, — Дэриэлл махнул рукой и рассыпался искрами, активировав телепорт.
— До встречи, — тихо сказала я с опозданием. Губы почему-то пересохли.
Максимилиан ругнулся вполголоса.
— Он действительно обиделся, — констатировал князь. — Всерьез.
— Я бы тоже обиделась, если бы кто-то для красного словца начал трепать доверенную ему тайну, личную и не слишком приятную, — пожала плечами Лиссэ. — И со мной бы ты извинениями не отделался.
— Думаете, здесь получится? — скептически переспросил Максимилиан и нервно взъерошил себе волосы, словно пытался таким образом вычесать из них неприятные мысли: — Шатт даккар! Я думал, его стошнит от отвращения ко мне. Ну, вот и зачем он полез подслушивать, а?
Лиссэ посмотрела на князя в упор. Серые глаза потемнели.
— Значит, вы не жалеете о своих словах? Только о том, что Дэйри все-таки их услышал? — колко уточнила она. — Ну что ж… Нэй, нам действительно есть, что обсудить. А вот уважаемому князю это вряд ли будет интересно. Платья, знаете ли, перчатки…
— То есть вы выгоняете меня? — фыркнул Максимилиан, ссаживая меня на диван. — Говорите прямо, чего уж, все свои. Не буду вас мучить своим присутствием, пойду, пожалуй. Да и за Дэйри надо приглядеть. Все-таки второе покушение за три дня…
— Погоди, — я вскочила следом за ним. — Пойдем вместе. Лиссэ, простите, — повинилась я. — Но платья — в другой раз. У нас еще неделя есть, успеем обсудить. А мне еще надо спросить разрешения у мамы.
— Нэй, деточка, какая мама, ты уже два года своим умом живешь, — вздохнула Лиссэ. — Или ищешь оправданий, чтобы сбежать вместе со своим князем? Не того человека бережешь, милая.
— Я ни на что не намекала. Просто платить за платье наверняка будет Элен, — улыбнулась я, удерживая Ксиля за рукав. Надо же, какие у всех страсти. Один уходит, разве что дверью не хлопнув, другая выставляет «виноватого» из дома, а он демонстративно скалится во все клыки… Хоть сериал снимай. Мелодраму. «Аллийцы тоже плачут». — У меня своих денег от продажи эликсиров и амулетов хватает пока только на сладости.
— Если хочешь, я куплю тебе хоть десять платьев, — заискивающе посулил мне Максимилиан. — И даже если не хочешь — все равно куплю. А то непорядок. Некоторые вон уже третье кряду дарят.
— Но ношу-то я в основном подаренные тобой доспехи, — резонно возразила я. — Так что поспорим, что полезнее… Тетушка, давайте зеркало настраивать. Мне не по себе, что Дэйр дома один.