Узнав о предстоящем венчании, сенатор спешно вызвал Питера Тейгера.
— Питер, у нас серьезные проблемы. Мы не можем позволить Оливеру Расселу пустить по ветру свою карьеру ради какого-то ничтожества.
— Не представляю, что тут можно сделать, сенатор, — нахмурился Питер. — О свадьбе уже объявлено.
Дэвис на мгновение задумался.
— Заезд еще не объявлен, верно? И сигнал к старту не дан.
Он велел секретарю соединить его с дочерью.
— Джан, у меня неприятные новости. Оливер женится.
Последовало долгое молчание.
— Я… слышала.
— И хуже всего, что он не любит эту женщину. Сам признался мне, что женится из отчаяния, потому что не знал, куда деться, когда ты его бросила. Он все еще влюблен в тебя.
— Оливер сам говорил это?
— Клянусь. Он непоправимо искалечит свою жизнь. И как ни крути, а именно ты вынуждаешь его пойти на это, крошка. Когда ты сбежала, он просто голову потерял.
— Отец… я… даже не представляла…
— На него смотреть страшно.
— Но как же мне быть?
— Ты любишь его?
— Да, и всегда буду любить. Кажется, я сделала ужасную ошибку. Сама себя наказала!
— Ну же, выше голову! Может, еще не все потеряно!
— Но он женится.
— Солнышко, почему бы нам не выждать немного? Время покажет. Возможно, он еще образумится.
Не успел Дэвис повесить трубку, как Питер возбужденно вскочил:
— Что это вы задумали, сенатор?
— Я? — с самым невинным видом удивился тот. — Ничего. Просто пытаюсь склеить разбитый горшок. Кто знает, как все обернется? Кстати, думаю, сейчас самая пора потолковать с Оливером по душам.
Сенатор не привык откладывать дела в долгий ящик, и уже в полдень Оливер Рассел появился в его кабинете.
— Рад видеть тебя, Оливер. Спасибо, что нашел время заехать. Выглядишь прекрасно.
— Благодарю, сенатор, то же самое можно сказать и о вас.
— Старость не радость, сынок, старость не радость, но, думаю, еще немного поскриплю.
— Вы зачем-то хотели меня видеть, Тодд?
— Да, сынок. Садись.
Оливер нехотя повиновался.
— У меня возникли небольшие проблемы, и потребовалась помощь адвоката. Думаю, ты сумеешь мне помочь. Одна из моих парижских компаний на грани краха. Уже назначено собрание акционеров. Я просил бы тебя присутствовать на нем и уладить все, что возможно.
— С удовольствием. Когда собрание? Я сверюсь со своим расписанием, попытаюсь выкроить время…
— Боюсь, придется лететь прямо сегодня.
— Сегодня? — тупо повторил Оливер.
— Прости, что пришлось побеспокоить тебя в последний момент, но я сам только что узнал об этом. Мой самолет уже заправлен и ждет в аэропорту. Поверь, все это крайне важно для меня. Тебе удастся вырваться?
— Попытаюсь что-нибудь сообразить, — задумчиво протянул Оливер.
— Я знал, что могу на тебя рассчитывать, сынок. И поверь, очень ценю твое внимание, — кивнул Дэвис и, подавшись вперед, доверительно прибавил: — Знаешь, мне не дает покоя все, что с тобой произошло. Видел последние результаты опроса? Кажется, для тебя все потеряно.
— Знаю.
— Я не переживал бы так, если бы… — Дэвис осекся.
— Если бы?
— Из тебя действительно получился бы прекрасный губернатор. И вообще, редко кому выпадает возможность сделать такую карьеру. У тебя было бы все: богатство… власть. Позволь мне кое-что объяснить, Оливер. Деньги обладают способностью легко менять хозяев и даются в руки каждому: деревенский олух может сорвать куш в лотерее, дебил — получить огромное наследство, бандит — ограбить банк. Но власть… власть нечто совершенно иное. Имеющий ее получает во владение весь мир. Стань ты губернатором штата, получишь право влиять на судьбы каждого здешнего обитателя. От тебя зависит, чтобы прошел тот или иной законопроект, который, по твоему мнению, может облегчить или усложнить жизнь людей. Когда-то я обещал сделать тебя президентом Соединенных Штатов и сдержал бы слово. Подумай об огромной власти, которую ты получил бы, став главой самой могущественной страны мира. О таком стоит мечтать, верно? Только представь себе: твои возможности безграничны. Ты можешь все. Все на свете.
Оливер молча слушал, гадая, что нужно от него сенатору. И тот, словно в ответ на невысказанный вопрос, продолжал:
— И лишиться всего этого ради какой-то сучонки! Я считал, что ты умнее, сынок.
Оливер насторожился.
— Сегодня я позвонил Джан, — как бы между прочим заметил сенатор. — Она в Париже. Остановилась в отеле «Ритц». Когда я сказал, что ты женишься, она… она не выдержала и разрыдалась.
— Я уже говорил, Тодд, мне очень жаль. Надеюсь, когда-нибудь она сумеет меня простить.
— Неужели между вами действительно все кончено? — вздохнул сенатор. — Просто поверить не могу.
— Тодд, на следующей неделе моя свадьба.
— Знаю. И ни в коем случае не собираюсь вмешиваться. Наверное, я старый сентиментальный болван, но брак для меня — самое священное, что есть на свете. Благословляю от всей души, Оливер.
— Еще раз благодарю, сенатор.
— Ну что же, ничего не поделаешь. — Дэвис взглянул на часы. — Тебе еще нужно успеть заехать домой и сложить вещи. Повестка заседания, суть дела и необходимые подробности будут переданы в Париж по факсу.
Оливер поднялся.
— Ладно. И не волнуйтесь, я обо всем позабочусь.
— Не сомневаюсь. Кстати, я заказал тебе номер в «Ритце».
Верный своему слову, сенатор приготовил для Оливера свой личный «Челленджер». Сидя в роскошном салоне, Оливер перебирал в памяти разговор с сенатором.
«Из тебя действительно получился бы прекрасный губернатор… Редко кому выпадает возможность сделать такую карьеру… Имеющий власть получает во владение весь мир… Стань ты губернатором этого штата, получишь право влиять на судьбы каждого, кто живет здесь…»
«Но мне не нужна эта власть, — убеждал себя Оливер. — Нет. Я женюсь на чудесной женщине. Мы сумеем сделать друг друга счастливыми. Очень счастливыми».
В парижском аэропорту Ле-Бурже его уже ожидал лимузин.
— Куда прикажете, мистер Рассел? — спросил водитель.
«Кстати, я заказал тебе номер в „Ритце“… Джан живет в „Ритце“. Наверное, лучше было бы остановиться в другом отеле, «Плаза-Атене» или «Мерисе». Или…»
Водитель выжидающе поглядывал на него.
— «Ритц», — велел Оливер. Он до сих пор не удосужился извиниться перед Джан. Будет лучше объясниться с ней раз и навсегда.
Он позвонил ей из вестибюля.
— Привет, Джан, это Оливер. Я в Париже.
— Знаю. Отец предупредил.
— Я внизу. И хотел бы зайти поговорить. Если ты…
— Поднимайся.
Он постучал в дверь и вошел, мучительно подбирая нужные слова. Но Джан, не давая Оливеру раскрыть рта, бросилась ему на шею и поцеловала.
— Как я рада, что ты согласился прилететь!
Оливер окончательно растерялся. Так или иначе, придется сказать правду о Лесли, но как лучше сделать это, не обидев Джан?
«Я не хотел, чтобы это случилось… Не думал ранить тебя… Я полюбил другую… но всегда…»
— Я должен кое-что сказать тебе, — запинаясь, начал он. — Дело в том…
И, глядя на Джан, такую красивую, уверенную в себе, со вкусом одетую, он снова вспомнил напутственные слова ее отца:
«Когда-то я обещал сделать тебя президентом Соединенных Штатов и сдержал бы слово. Подумай об огромной власти, которую ты получил бы, став главой самой могущественной страны мира. О таком стоит мечтать, верно?»
— В чем, дорогой?
И слова сами слетели с языка, словно помимо его воли, словно кто-то другой говорил вместо Оливера.
— Я так наказан, Джан! Каким же идиотом я был! Я люблю тебя. Пожалуйста, будь моей женой!
— Оливер!
— Ты выйдешь за меня?
— Да, любимый! — не колеблясь выпалила Джан. — Конечно, да!
Он подхватил ее на руки, понес в спальню, и через минуту они, голые, сплелись в объятиях на широкой кровати.