— Ну, что еще?
— Крапивы боюсь.
— Пригни ее — вон палка хорошая.
Мужчина пошел бы вперед, проторил тропку, он бы подал руку, пронес на руках. Этот мужчина был другой.
Раньше здесь был фруктовый сад. Теперь он одичал и зачах. Дальше еще хуже: огород заглушили сорняки, лужайкой для крокета завладели мартышкины хвосты, через розарий было не продраться из-за буйно разросшихся и перепутавшихся колючих лиан. Террасная стена грубой кладки рухнула, аллея была усыпана битым стеклом из теплиц. Огромная виноградная лоза стучала мертвыми сухими плетями. Никакого павлина не было в помине, даже перышка после него не осталось.
— Ну, что там? — спросил он, едва она показалась в проломе стены.
— А-а, такая жалость.
— Полный разгром?
— Жалко. Красивый дом.
— Никому он теперь не нужен. За него никто не станет платить аренду. Гниль. Труха. Погоди, он еще мне достанется.
— Тебе?
— А что?
— Да зачем?..
— Чтоб снести к чертям, — сказал он. — Разобрать по кирпичику, погрузить в машины и продать в утиль.
— Не делай этого, добром не кончится, — взмолилась она. — Оставь дом в покое, он нам ничего плохого не сделал.
Бесполезно просить. Он твердо решил отомстить за отца, разделавшись с этим домом. Он ждал своего часа, и, когда через полгода дом объявили к сносу, он не поскупился, чтобы перехватить его. Он не помнил себя от радости, вертя ключ перед ее глазами.
— Кто теперь домовладелец? Она смотрела в сторону.
— Что с тобой?
— Да все из-за него, — сказала она. — Я жду от него беды.
— Тут же не как в картах — это верные деньги. И кончай нытье. Глядишь, выкроим тебе шубку или серьги-колечки какие-нибудь.
— Я бы ничего, не сделай ты этого со зла, — сказала она, заливаясь краской. — Как ребенок. И ведь знаешь, что отец был виноват.
Он отвесил ей пощечину.
— Прости, милая, — винился он позже. — Майор тут ни при чем. Просто подвернулось выгодное дельце. Сам я там кирпича не трону. Все сделает один старикан по имени Рейнберд.[11] Он мастер своего дела.
Имя мастера поразило ее воображение. При его упоминании сразу представлялась птица с хохолком. Она порхала в ее снах, эта птица.
Дом не давал ей покоя. Днем, когда Вилли не было, она часто подсаживалась к окну в спальне. Дом лежал за деревьями, как вздремнувшая огромная серая кошка. Но за слепыми его окнами, чудилось ей, шла какая-то жизнь, и нельзя застигать ее врасплох. Кто-то должен предупредить: «Берегитесь! Вы в опасности, вас сносят!» Еще плотники не пришли, а Вилли уже подсчитывал выгоду.
— За балюстраду дают пятьдесят фунтов! — сообщал он. Или — Сбагрил камин. — Или — Крышу отрывают прямо с руками.
Как-то ночью он проснулся и увидел, что она стоит у окна.
— Что случилось?
— Чей-то крик послышался.
— Лиса, — сказал он. — А может, совка.
— Похоже на павлина. Он через силу рассмеялся.
— Тебе приснилось. Десять лет прошло, как его отсюда забрали.
И он отвел ее в постель.
— Конечно, совка, — чуть слышно проговорила она. — Больше некому.
И все-таки то был резкий, требовательный крик павлина, звавший майора заступиться за своих, поднявший всех на ноги.
А наутро явились плотники. Их было двое. Они приехали на стареньком автомобиле, в прицепе лежали инструменты. Рейнберд оказался крупным стариком, белоголовым и румяным. На нем был плисовый жилет, украшенный золотой часовой цепочкой с рубиновым брелоком, под воротник серой фланелевой рубашки заправлен шелковый шарф. На пальце носил кольцо с печаткой — в мужчинах она этого не понимала, но ему шло кольцо, и шелковый шарф был к лицу.
— Выпейте чашку чая, — предложил Вилли, — а потом посмотрите дом.
— А хозяйка не рассердится?
— Что вы, приятель, ей будет только в радость, — рассмеялся Вилли, единовластно решавший такие вопросы.
— Можно тогда пригласить моего парнишку?
— Само собой, — сказал Вилли.
— Я хозяйку спрашивал, — галантно уточнил Рейнберд, но Вилли пропустил это мимо ушей, как пропускал многое. Парнишке было лет шестнадцать, он был высокий и неразговорчивый.
— Внук? — спросил Вилли.
— Сынок, — ответил Рейнберд.
— Вот это да! — сказал Вилли.
— Он не первый у меня и — как знать? — может, не последний, — без тени улыбки объявил старик.
Чтобы сменить невыгодную для себя тему, Вилли отвел старика к окну.