Он прошел половину пути, когда, не глядя, почувствовал, что бык поднял голову и с интересом рассматривает его. Это очень трудно — не глядеть в ту сторону, но еще труднее идти ровным шагом, как его учили. Он изо всех сил старался держать взглядом желтые пятна лютиков, росших из травы готовыми букетами, и начинавшиеся за ними лопухи, буйствовавшие уже до самой изгороди. Все-таки он не выдержал и украдкой глянул через плечо. А там вот что: опустив голову, бык переступал с ноги на ногу и всхрапывал. Этот бычий сап он услышал даже сквозь грохот собственного сердца и на минуту оцепенел от ужаса. И тут донесся голос отца:
— Иди спокойно, сынок, и, ради Христа, не оглядывайся.
До отца была сотня миль, с ним там кто-то еще. Даже издалека он разглядел отцово лицо, черное от угольной пыли и блестевшее от пота. Отец сорвал с головы кепку и вышел на луг. Радость захлестнула мальчика. Он сделал шаг и пошел медленно. Но почему-то отец уходил в сторону от него, и он в растерянности остановился.
— Иди прямо к приступку, — крикнул отец. — Только медленно! Медленно! А сам, размахивая кепкой, побежал.
— Эй! — крикнул он быку. — Сюда, ко мне! — и потряс своим большим красным платком. Мальчика подмывало кинуться к отцу, но там был бык, и он с острым чувством стыда понял, что больше всего на свете боится этого быка, что этот страх пересилил даже любовь к отцу.
Через лопухи к нему бежал незнакомый человек. Казалось, он никогда не добежит до него. Мальчик навсегда запомнит, какая странная тишина вдруг повисла над полем. На весь мир бухало его сердце, к нему мчался кто-то высокий, в лохмотьях, по ногам больно хлестала высокая трава, где-то далеко кричал отец, отвлекая быка, и вот уже высокий незнакомец подхватывает его на руки. Сверху он успел еще раз увидеть отца: тот несся быстрее ветра — под самым носом у быка. Потом его, словно тючок, перевалили через изгородь и, оттолкнувшись о приступок, следом легко перемахнул через ограду незнакомец.
— Порядок, — тяжело дыша, сказал он. — Он его обморочил. Отец махал им уже с дороги, а бык бесновался за оградой от нерастраченной ярости и обиды.
Вытирая платком лицо, к ним на террикон тяжело взошел отец.
— Быстро у тебя голова работает, — сказал незнакомец.
— Приходится, — буркнул отец. — Бестолочь! Тебе сколько раз говорили!
— Прости, пап.
К счастью, отец отвлекся на незнакомца.
— Один бог знает, что бы мы без тебя делали.
— Да то же самое и делали бы. Он бы шел себе и шел потихоньку, как было сказано.
Его взгляд остановился на туго сжатом кулачке.
— Прости за любопытство: что у тебя там, малец?
— Глупость какая-нибудь. Он, словно барахольщик, подбирает что попало.
А мальчик только сейчас вспомнил о своем трофее и разжал кулак.
— Черт побери, это божья коровка!
— Что я тебе говорил?
— Отпусти ее.
— Может, она принесет мне счастье.
Он взял букашку и посадил себе на руку. Коровка выпустила прозрачные крылышки и улетела. Потом откуда-то вывернулась и снова села ему на руку.
— Видал, малец? Значит, денек у меня будет удачный.
Он осторожно перенес букашку на травинку. Потом поднялся с земли и сверху посмотрел на отца с сыном. Хотя одет он был в страшную рванину, стоял он прямо как господь бог.
— Мне пора.
У мальчика мучительно сжалось сердце.
— Куда ты сейчас? — спросил отец.
— В Барни, там и переночую.
— Может, перекусишь с нами? Сытый желудок веселее носить.
Незнакомец помотал головой.
— Я не любитель ловить людей на добром слове. И время поджимает.
— Говори что хочешь, но мы тебя голодным не отпустим. И давай не спорить.
Незнакомец еще раз взглянул на отца.
— Я серьезно говорю.
— От куска хлеба с сыром, я, конечно, не откажусь, — уступил тот, — и от луковички, если не жалко.