Близкие любят отдыхать в тени удачи, но не любят ее растить.
Хилсмен вспомнил, что при встрече с Баклоу тот уверял, ваше повышение дело решенное, но возникли некоторые трудности. Наверху иногда любят оказать противодействие. Просто так. Любому. Я, конечно, сломаю их сопротивление, тем более что сопротивляются они скорее по инерции. Никаких конкретных причин не желать вашего роста у них нет. Вы - редкостный работник. На досуге заезжайте ко мне. Потолкуем.
Хилсмен знал, что при многочисленных недостатках Баклоу- от перхоти до полного пренебрежения судьбой ближнего - за ним водилось и неоспоримое достоинство. Если Баклоу говорил, что сломает, можно было не сомневаться - так оно и будет. Выходило, что с работой, с карьерой, о которой он мечтает так много лет, все в порядке.
Он четко проговорил: каждый день с девяти до пяти на одном и том же стуле и так всю жизнь? Увольте! Есть варианты и получше. Что он чувствовал? Будто удалось вырвать ногу из капкана: он и впрямь мальчиком угодил меж железных зубьев и помнил мертвую хватку, боль, содранную кожу и кровь.
Страх перед поездкой к жертве выцвел, потускнел, что-то перегорело, с мрачным удовлетворением подумал Кристиан и в ту же минуту ужаснулся: волна страха накатила внезапно, как будто страх только и ждал, как бы Хилсмен забыл о нем.
Кристиан заставил себя успокоиться, еще раз проиграл все с начала до конца. Есть ли смысл неизвестно откуда взявшимся нанимателям в обмане, хотят ли они сдать его с поличным полиции с опаленным пороховыми газами пистолетом в руках? Ни малейшего смысла. Попади Хилсмен в полицию, он не станет скрывать, кто, как и при каких обстоятельствах предложил ему убийство. У него достанет сил подробно описать их рожи, дорогу, по Которой его возили на стрельбище, и многое другое. Он понимал: его молчание всем много выгоднее, чем язык, развязанный над полицейским протоколом.
Не попробуют ли его убрать после? А зачем? Он не знает Ничего и никого из окружения нанимателей. По его виду, повадкам, даже по тому, что он ездил советоваться к матери с бутылкой ликера - а за ним наверняка следили все эти дни, - нетрудно понять: такой будет молчать.
Утром Хилсмен проснулся рано, хотел позвонить Джоан, несколько раз поднимал трубку и не решался. Тщательно побрился, не торопясь оделся, застегнул пиджак на одну пуговицу, сунул револьвер в накладной карман. Осмотрелся. Посторонний взгляд вряд ли что заметит, хотя припухлость материи явно появилась. Сунул револьвер за пояс на живот. Вначале мешало. Минут через пять он и думать забыл о холодной стали. Мысли снова вернулись к глазку. Вдруг не откроет, что-то насторожит, почувствует опасность. Второй раз Кристиан вряд ли совершит такую поездку.
Хилсмен перебирал в руках перчатки - купил на всякий случай.
Ровно в шесть сбежал по лестнице. Сел в машину, поехал по маршруту, который прекрасно отпечатался в мозгу вчера. Включил приемник. Играла тихая музыка. Хилсмен доехал быстро. Дом одиноко возвышался на зеленом холме. Еще ярдов за десять-пятнадцать Хилсмен увидел, что дверь подъезда открыта. Выбрался из машины. Мотор не выключал. Посмотрел на небо. Ватная серость нависла над землей. Поежился и, перепрыгивая через лужи - ночью шел дождь, - побежал к подъезду. Оглянулся - никого. Дотронулся до живота, сталь нагрелась теплом тела. Вошел в подъезд. Гулко ухнули шаги. Сердце застучало. Вдруг сейчас закроют подъезд? Снаружи. Он окажется в ловушке.
Замер. Высокий сводчатый потолок. Лепные украшения. Дорогая лестница кованого чугуна. Хилсмен вспомнил, что забыл навернуть глушитель, шарахнулся в тень, пристроил глушитель, вызвал лифт.
Высоко над головой раздался приглушенный собачий лай. Хилсмен вошел в кабину, нажал на кнопку четыре, поднялся. Ступил на слабоосвещенную площадку. Всего одна дверь - одна квартира. Удачно. Хилсмен тут же нажал звонок. Заунывный гул разнесся, отраженный каменными стенами. За дверью послышалось шевеление, что-то вроде приглушенного вздоха. Дверь распахнулась.
Все произошло так, как и предполагал Хилсмен много раз. Широкий дверной проем. Промахнуться невозможно. Только свет в коридоре не горел, темная фигура заполнила весь проем, лица Хилсмен не видел. Он поднял револьвер и разрядил барабан. Прошелестели хлопки выстрелов. Кристиану показалось, что еще перед тем, как он нажал спусковой крючок, человек произнес нечто вроде: ах, это вы…
За десять минут до начала работы Хилсмен сидел за столом. Все позади. Последние сомнения отпали: если бы его хотели подставить, брали бы на месте. Все позади.
Он распахнул окно, стянул пиджак, уселся, придвинул ворох бумаг. Работал Хилсмен быстро и хорошо. Всегда. Его не повышали, но и ни малейшего недовольства им никто из руководства никогда не выказывал.
Откинулся от стола. Время летело - уже одиннадцать. Скорее бы получить остальную сумму. Скорее бы дотянуть до кофе. Еше час. Хилсмен посмотрел в зеркало: гладко выбритое лицо, плотно сомкнутые губы. В лице произошли важные изменения, выражение стало тверже.
Ожил телефон. Хилсмен, не торопясь, поднял трубку. Голос бычка. Вот оно. Деньги. До чего аккуратны при таких-то рожах. Хилсмен надел пиджак, поправил галстук. Спустился. Лица нанимателей сразу не понравились. Улыбка бычка разила таким елеем, что Хилсмен даже сглотнул слюну. Второй размахивал чемоданом, безразлично глядя на улицу.
- Привет, - неожиданно буркнул бычок, в руках у него Хилсмен заметил самую популярную городскую газету. Сердце екнуло.
Бычок развернул ворох страниц, ткнул в крупно набранное сообщение.
Сначала Хилсмен никах не мог собрать буквы в слова, поправлял очки, комкал тонкие газетные листы, потом прочел: «Покушение на жизнь вице-президента корпорации «Файв дэйз» мистера Баклоу. Неизвестный проник в дом мистера Баклоу - код не послужил препятствием. По-видимому, Баклоу знал стрелявшего, иначе никогда не открыл бы ему дверь. Баклоу, как и многие состоятельные люди, считался весьма осторожным, даже подозрительным человеком. Те, кто добивался его гибели, не могли без риска разоблачения организовать покушение на улице или в офисе. Они пошли по другому пути. Нашли человека, который был хорошо известен Баклоу…»
Хилсмен задрожал. Все становилось на свои места. Он убил Баклоу. Собственными руками поставил крест на карьере, о которой говорил ему вице-президент.
Конец!
Самое страшное ждало впереди, дальше он прочел: «Мистер Баклоу тяжело ранен, состояние критическое. Пострадавший успел сообщить полиции имя убийцы. В интересах следствия пока его не указываем…» Газета выпала из рук Хилсмена. Он лихорадочно соображал. Бежать? Сию минуту! Через считанные часы о нем раструбят по всей стране. Исчезнуть? Где? Без денег?
- Деньги, - просипел Хилсмен, - мои деньги.
Бычок поднял газету, свернул в трубочку, сунул в карман:
- Сделка не состоялась, Хилсмен. Вы его не убили. Не представляю, как можно не уложить человека пятью выстрелами с расстояния в ярд. Ваше имя известно полиции. Мы вас не знаем.
У Хилсмена все поплыло перед глазами. Бычок подтолкнул напарника, оба направились к выходу.
Электронные часы показывали без десяти двенадцать.
Хилсмен побрел к лифту. Поднялся на свой этаж, вошел в кабинет.
Конец.
Вытянул ящик стола, точно в таком же у себя дома он пытался спрятать револьвер. Зачем он его выбросил… Бычок еще на стрельбище сказал, после того как вставил барабан: «Как только отстреляете, при себе не держите, мало ли что. Недалеко от дома пруд, за вторым поворотом, швырните туда».
Конец… Успел сообщить имя убийцы… Конец…
Хилсмен потащился к открытому окну, глянул вниз - тридцать этажей, голова закружилась. Он взобрался на подоконник, несколько секунд цеплялся за раму. Может, и лучше сразу покончить со всем? Не стоять через годы и годы с перекошенным лицом как у отца, растворяясь в потоках дождя. Может?… Стрелки на часах слились в одну на цифре двенадцать. Дверь распахнулась Вошел Нэш: